Ее дыхание становится быстрым и поверхностным. Наши губы так близко…
– Я…
– Почему ты поцеловала меня? – спросив, я тяну ее за волосы, пока с ее губ не срывается всхлип.
Время останавливается. Взгляд голубых глаз замирает на мне, наши губы почти соприкасаются, замирая лишь в миллиметре друг от друга. Малейшее движение вперед – и мы потонем в еще одном порочном поцелуе; поцелуе, который, я уверен, приведет к чему-то более разрушительному. От этого мы никогда не оправимся.
Мы продолжаем лежать в моей постели, пока наши тела переплетены и нас распаляет желание.
Но тут Джун резко вздыхает, опускает взгляд на мои губы и снова смотрит мне в глаза. Сглотнув, она отвечает дрожащим голосом:
– Это было «действие».
Я моргаю.
Я разжимаю пальцы, впившиеся в ее волосы, мрачнея.
Она поцеловала меня потому, что это было «действие», а я-то думал, что это нечто большее.
Я думал, что это значило намного больше.
Отстранившись от нее, я отстраняюсь назад и выпрямляюсь, проводя рукой по губам, словно в попытке стереть вкус того поцелуя.
Поцелуя, которого она никогда не хотела.
Она чувствует резкую смену в моем настроении и выпрямляется, придвигаясь ко мне.
– Мне так жаль, Брант. Это было так глупо с моей стороны, но я заключила сделку с Селестой и Жен, и мы все должны были сделать что-нибудь ужасное, и…
Что-нибудь ужасное.
– Джун.
Бессвязный лепет прекращается. Ее грудь продолжает вздыматься, когда она наклоняется ко мне. Повисает долгая пауза, прежде чем она продолжает:
– Мне очень жаль. Пожалуйста, не ненавидь меня за это. Ты единственный брат, который у меня остался, и я не переживу, если ты меня возненавидишь…
– Иди, – говорю я пугающе холодно и непреклонно.
– Я обещаю, что не буду…
– Тебе нужно уйти.
– Но ты мой брат, и я…
– Я не твой гребаный
Грудь словно сдавливает, когда я выливаю свою вину, свою ненависть к себе.
Мой болезненный страх, что я заражу Джун и утяну ее за собой на дно.
Плача, она блуждает взглядом по моему лицу. Она дышит так же тяжело, как и я, впитывая каждое «гнилое» слово. Затем, качая головой, она отвечает на мою тираду.
– Ты же не думаешь так на самом деле, – мягко шепчет она. – Ты просто не можешь.
Я стискиваю зубы:
– Просто уходи, Джун… пожалуйста.
– Ты самый сильный человек, которого я знаю. Самый храбрый. Когда жизнь сбивает тебя с ног, ты поднимаешься вновь. Ни у кого в мире нет такой стойкости – ни у кого. – Она все еще качает головой. – Ты настоящий боец. Герой. Моя опора.
– Перестань. Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Конечно, знаю. Я не глупая, Брант.
Я бросаю на нее пронзительный взгляд:
– Ты наивная.
Она и не догадывается. Она понятия не имеет, что всего несколько минут назад я представлял, как с ее губ будет срываться мое имя, когда я заставлю ее кончить.
Это безумие.
Это полный кошмар.
Это погубит нас обоих.
Джун выглядит так, словно ей больно, на ее лице мелькает страдание.
– Не будь… – шепчет она. – Не будь таким жестоким. Мы сейчас нужны друг другу как никогда.
– Я не могу быть тем, что тебе нужно. – Я отвожу взгляд. Я должен был это сказать. Она единственное хорошее, чистое, что осталось в моей жизни, и я не буду отравлять ее этими ядовитыми чувствами, которых даже не понимаю. – Ты должна уйти. И не возвращайся сюда.
Я неподвижно смотрю в пустоту, пока она молча осмысливает мои слова, неподвижно сидя рядом со мной. Пока она впитывает эту новую энергию, бурлящую между нами. Пока она режется о ржавые лезвия, притаившиеся в моих словах.
Я не дожидаюсь ее ответа.
Я просто ложусь, отворачиваюсь от нее и натягиваю одеяло.
Бескомпромиссный отказ.
Джун ничего не отвечает – не словами, во всяком случае. Ее ответ – это тихий всхлип, полный страдания, который вырывается наружу; тот, который преследует меня во снах в ту ночь. Это скрип матраса, когда она оставляет меня одного на кровати и уходит из комнаты, оставляя после себя только свой сладкий запах.
Это холод без нее.
И это убивает меня, убивает.
Это просто уничтожает меня.
Но, в конце концов, я знаю, что это к лучшему.
Лучше я, чем она.