Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Я не стала вспоминать Лулу с ее дешевой забегаловкой, но его менторский тон разозлил. А если я злюсь, то начинаю грубить и даже хамить.

Он неожиданно кивнул:

– Предложу. Если ты поешь не хуже, чем сейчас.

С этими словами он что-то написал на краешке газеты, которую держал в руках, оторвал кусок и протянул мне:

– Кабаре «Джернис», в понедельник к четырем. Не опаздывай, у меня не слишком много времени. Посмотрим, на что ты способна.

Глядя на обрывок газеты с адресом и пятифранковый билет в своих руках, я обомлела. Что значит «понедельник к четырем»?

– Эй, а вы кто?

Он обернулся с усмешкой:

– Я владелец кабаре «Джернис» Луи Лепле. Только оденься приличней.

Вот это да! Почему-то я сразу поняла, что это не ровня нашей Лулу, хотя не понять сложно, достаточно сравнить внешний вид этого господина и хозяйки нашего кабаре.

Легко сказать «к четырем» и «оденься приличней». У нас не было часов, угадать эти самые четыре крайне трудно и одеться приличней тоже.

Уже через час я выбросила это предложение из головы: кабаре, конечно, здорово, но кто меня возьмет туда в таком виде? Господин явно решил, что я вырядилась как нищенка ради жалости к себе, как актриса, играющая оборванку. Певицы и вообще все выступавшие в кабаре покупали костюмы за свой счет, где мне взять денег, чтобы сделать то же?

Я очень хотела петь в приличном кабаре, но начала понимать, что это не для меня, просто не по карману.

– Может, попросить денег у Альберта? У него много…

Симона скорчила рожу:

– Сдурела? Он потом столько с тебя сдерет, что никакими выступлениями в кабаре не расплатишься.

– Пусть, зато буду петь в приличном месте.

– А если тебя не возьмут? Останешься с красивым платьем и в кабале у Альберта? Тогда уж точно выловят в Сене.

Она была права. Никакой гарантии, что меня возьмут, нет, значит, новая одежда могла остаться ненужной, я мала ростом, ее продать даже дешево будет некому.

– Лучше придумай, во что одеться!

Почти всю ночь я не спала, пытаясь понять, стоит ли надеяться, а днем, когда мы вышли петь, потащила Симону по указанному адресу, посмотреть на это кабаре. Вердикт Симоны был:

– И ничего особенного!

Но меня не обманул ее нарочито надменный тон, если вообще обратила на него внимание. Подруга просто завидовала, ведь она не догадалась спросить, приходить ли ей тоже, а сам Лепле не пригласил.

Вечером они провели на меня настоящую атаку, основательно выпив, принялись в несколько голосов убеждать, что меня просто запрягут в рабство, что нечего и связываться с такими, как Лепле.

– Зачем ты ему? Выставит на посмешище и выбросит вон!

К утру я уже не желала никуда идти. Но, вопреки обычаю, заснуть не удалось совсем, Симона уже вовсю сопела на своей половине узенькой кровати, а я лежала, таращась в темноту и рассуждая. Почему-то мне верилось этому человеку, зачем лгать и заманивать какую-то девчонку владельцу кабаре, да еще такого! Вопреки восклицанию Симоны, я поняла, что кабаре на Пьер-Шаррон не из дешевых. Что-то в нем было необычное, но я пока еще не поняла, что именно. Конечно, были кабаре и пошикарней, но мы-то до тех пор не видели ничего роскошней пивной Лулу!

– Который час?!

Симона, с трудом продирая глаза, проворчала:

– Откуда мне знать?

Мы всю ночь просидели у Лулу, потому что у нее было правило: до последнего посетителя. Правило ужасное, потому что последний посетитель попросту заснул с бутылкой в обнимку и очухался только утром, когда уже не только забрезжил рассвет, но нормальные люди пошли на работу. Мы тоже откровенно маялись, не имея возможности ни уйти, ни лечь спать. Ничего не поделаешь – правило.

Вот тогда меня и принялись убеждать никуда не ходить. Самой Лулу мы ничего не сказали, чтобы не выставила взашей заранее, но приятели-официанты, аккомпаниатор и девушки из подтанцовки высказывались одна за другой, и все против.

До своей конуры добрались уже почти к полудню, идти петь на улицу были не в состоянии, а потому завалились спать. И вот теперь просто непонятно, который час, потому что на дворе хмурый день – то ли все еще полдень, то ли почти вечер. Кто знает, сколько я проспала?

Позже Симона всем рассказывала, что ходила вместе со мной и даже принимала решение по поводу нового имени. Но это не так, хотя я ее не опровергала, в конце концов, какая разница?

Я выглянула в окно:

– Эй, который час?

Мужчина на другой стороне улицы насмешливо откликнулся:

– Тебе, парнишка, давно пора быть на работе.

– Сколько времени, черт побери?

– Скоро три.

Я выругалась уже внутри комнаты. До встречи с тем господином оставался час. Его кабаре далековато, да и я вовсе не готова.

– Симона, ты пойдешь со мной?

– Куда?

– Ну, к этому, хорошо одетому, в его кабаре?

– Нет! – подруга отвернулась к стене, раздосадованная моим намерением. – Ведь решили не идти!

– Я схожу. Мало ли что?

Я не стала больше ничего говорить, чтобы не слышать новых доводов против. Что-то внутри подсказывало, что идти стоит, что я на пороге новой, какой-то неведомой жизни.