Но в чем идти?! Это хорошо, что Симона не пойдет, у нас одна приличная юбка на двоих. Только вот туфли… Те, что были на мне, годились в лучшем случае, чтобы петь на тротуаре. К тому же они явно великоваты. Можно бы заскочить к Лулу и просто попросить у девчонок что-то, но, во-первых, это значило попасть на глаза самой хозяйке, она не сидела до последнего посетителя, но приходила в кабаре после полудня. Лулу обязательно поинтересовалась бы, куда это я собралась, и что тогда? Солгать? Но вдруг меня не возьмут или что-то пойдет не так, тогда и у Лулу работу потеряю.
К тому же девушки были откровенно крупней меня, и ноги у них больше… Шлепать в туфлях на пару размеров больше необходимого, без каблуков – это одно, а на каблуках я вовсе свалюсь.
Я пересчитала наши запасы, денег кот наплакал, но ничего не оставалось, кроме как забрать остатки и попытаться хоть что-то купить на ноги.
Когда я уже натянула единственную приличную юбку, кое-как пригладила свои растрепанные волосы и собралась покинуть нашу обитель, больше похожую на шкаф с широкой дверцей, чем на комнату, Симона открыла глаза и ехидно поинтересовалась, где меня искать, если я не вернусь до завтра.
– В «Джернис».
Конечно, я опоздала, все же пришлось забежать в лавчонку и попытаться найти что-то из обуви. На мою ногу, а главное, по моим средствам там были только легкие тапочки. Можно бы попросить, чтобы поверили в долг, потому что владелец лавчонки меня знал и не сомневался, что верну, но я почему-то почувствовала, что если только возьму в долг под будущий успех, то его просто не будет!
Засунув тапочки в карман, я помчалась на Пьер-Шаррон. Как назло, моросил противный дождь, волосы промокли и, когда я достигла цели, на моей голове царило полнейшее безобразие. Тео, ты должен представить, что это такое, ты хорошо знаешь, что мои волосы и без того невозможно уложить, а тогда мы с Симоной стригли друг дружку сами, нарочно делая одинаковые челки, чтобы быть похожими, ведь я все время твердила, что она моя сестра и я, как старшая, несу за нее ответственность.
Представляешь мою шевелюру в мокром виде и после бега? Я переобулась за углом, но тапочки все равно промокли. Лепле оглядел меня, хмыкнул и жестом пригласил пройти в большой зал.
Потом я поняла, что и зал не столь велик, и обстановка не так уж роскошна, но после заведения Лулу «Джернис» показался мне раем. Я комкала пальто, как могла, чтобы только не показывать его вид, но изнанка была не менее рваной, чем рукава, привлекшие на улице внимание Лепле. Мокрые туфли тут же оставили следы. Почему-то с тоской подумалось о том, что свои прежние я оставила просто в подворотне и если их упрут, то ходить будет и вовсе не в чем. Может, Симона и остальные правы, мне нечего делать в этом роскошном зале?
Не меньше интерьера кабаре меня потряс маникюр Лепле: никогда не думала, что у мужчины могут быть столь ухоженные ногти! Я старательно прятала руки за спину.
– Ну, что будем петь?
В конце концов, что я теряю? Разве только туфли…
– А что вы хотите послушать?
– Ну, давай свой репертуар. Песенки с улицы.
– Я могу и оперные арии.
Лепле поднял свои холеные руки:
– О нет, только не это! Пой то, что любит улица и любишь ты сама. Мне нужен твой голос – если пойдет, репертуар подберем.
Пианист спросил:
– Вступление?
– Что?
– К чему играть вступление, что ты будешь петь?
Пианист у Лулу не задавал таких вопросов, он просто брал пару бравурных аккордов, я пела, а он подстраивался. Я так и объяснила:
– Я начну, а вы подстраивайтесь.
Этот хмыкнул:
– Верно…
Лепле, усевшись в кресло в пустом зале, с интересом наблюдал. Я спела весь свой уличный репертуар, действительно кроме оперных арий, которые слышала по радио в кабаре у Лулу. Пианист прекрасно подстраивался под мои незамысловатые мелодии. Но главное – я видела интерес у владельца кабаре, он слушал со вниманием. Лицо серьезное, никто смеяться надо мной не собирался, взгляд у Лепле добрый.
Однако слушать оперный репертуар он не собирался.
– Довольно. Конечно, это все никуда не годится.
Мелькнула мысль: ну вот и все. И еще про туфли – не сперли ли их?
– Репертуар нужно менять. Жан, найди ей «Бездомных девчонок», «Нини – собачья шкура» и, пожалуй, «Сумрачный вальс». Этого для начала будет довольно. Ты знаешь ноты?
– Нет, зачем?
Пианист хмыкнул, но не насмешливо, а почти весело.
– Читать-то хоть умеешь?
– Обижаете.
– Тогда выучишь до завтра эти три песни, а завтра в это же время придешь репетировать. Только не опаздывай, позже будет занято. Жак Юремер тебе поможет.
– А потом? – если честно, то я не очень поверила в происходящее.
– А потом выступишь в пятницу, и если все будет как я предполагаю, то тебе не придется больше ходить в тапочках по осенним лужам. У тебя есть что надеть?
– А что нужно?
– Ну-у… юбка, пожалуй, сойдет… А вот верх и обувь…
– У меня есть черный свитер, вернее, я вяжу.
– Успеешь до пятницы?
– Да!
В тот момент мне было все равно, уже одно то, что я буду петь, пусть хоть один вечер, вот в этом роскошном заведении, ставило новую жизнь на недосягаемую высоту.
– Вот тебе деньги, купи туфли. Как тебя зовут-то?