Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Однажды на крошечную сцену забралась полногрудая, не слишком трезвая красавица, пожелавшая спеть. Видно, выступала не раз, и ее способности местной публике были хорошо известны, потому что стоило кельнеру объявить: «Послушайте Малышку Лоло!», как попугай заорал, пряча голову под крыло:

– Лучше сдохнуть!

Зал дрогнул от хохота…

Но это не все, потому что Лоло, наплевав на недовольство птицы, все же спела – пьяно, фальшиво, вульгарно. Стоило ей закончить, как насмешник громко потребовал:

– Спой еще!

В баре притихли, неужели птице понравилось? Лоло повторила (видно, других песен не знала), птица продолжала настаивать:

– Еще!

Тут уже почувствовала подвох и сама певица, слишком ехидно улыбался кельнер.

– Зачем?

Хвостатый насмешник фыркнул:

– Пой, пока не научишься!

Зал снова повалился на столы от хохота.

Мы сидели рядом со сценой, а потому услышали, как певица пообещала попугаю свернуть шею. Тот проворчал:

– Согласен, только больше не пой…

Позже я поняла, что все это подстроено, попугай и девица работали вместе, и зал тоже знал, что именно будет сказано, потому что затихал уж очень вовремя. Но знали не все, и смеялись от души…

Но закончились гастроли в Ницце, кабаре Парижа не давали нужного заработка, и над нами снова нависла угроза голода, тем более Симона больше не могла выступать со своими номерами, как делала раньше у Лулу, она уже не гнулась, потеряла гибкость, зарабатывала я одна. Впереди замаячили выступления на улице.

Вернуться на улицу?! Нет, только не это! Благодаря Лепле больше года назад я ушла с улицы, семь месяцев прожила под его покровительством и вот уже восемь месяцев боролась, чтобы хоть как-то удержаться на плаву. Париж меня почти забыл, все достигнутое с помощью Лепле утеряно, чтобы вернуться на сцену, нужно начинать заново. Только как?! Папа Лепле взял меня за руку и увел с улицы на сцену, что мне делать теперь?

Похмелье после встречи 1937 года было тяжелым. Мы с Симоной только что вернулись в Париж, сняли крошечную конуру в захудалой гостинице, одежда поистрепалась, в карманах ни франка, платить за жилье нечем. И надежд тоже никаких. Чтобы поужинать, нужно было идти петь на улицу. Я снова оказалась там, откуда сделала попытку выбраться.

Я проснулась непривычно рано, рядом сопела перепившая Симона… Неужели мой удел – нищета и попойки? Как выбраться обратно в ту жизнь, которую я успела увидеть? Я хотела петь, по-настоящему работать над каждой песней, много трудиться, чтобы слышать аплодисменты и восторженные крики в свой адрес.

Мне мог помочь только Раймон…

Нащупав в подкладке пальто завалившуюся туда монету в два су, я сунула ноги в туфли (чулок снова не было, старые порвались, новые покупать не на что) и помчалась в кафе напротив звонить.

– Раймон, спаси меня, я гибну, по-настоящему гибну. Я согласна на твои условия.

– Приезжай.

– Я звоню на последние су, у меня нет денег ни на что…

– Возьми такси и сейчас же приезжай, я оплачу.

На сей раз пальто на мне не было рваным или потрепанным, голые ноги таксист не заметил, но поволноваться пришлось: когда я сказала, чтобы минутку подождал, сейчас выйдет мужчина и заплатит за проезд, он едва не рванул с места, чтобы доставить меня в полицейский участок. Хорошо, что из двери дома показался сам Раймон.

Первым делом Раймон спросил у меня:

– Ты готова бросить свою беспорядочную жизнь и эту свою подругу?

– Жизнь да, подругу нет.

– Тогда говорить не о чем, я дам тебе немного денег и забудь о моем существовании.

– Но чем тебе мешает Симона?!

– Тем, что она снова утащит тебя на дно. Посмотри на себя, Лепле вложил в тебя столько сил, ты стала меняться, но оказалось достаточно полугода, чтобы рухнула вниз. Снова как до прихода в «Джернис» – почти оборванка.

– Но меня никуда не берут!

– И потому ты пьешь? Кто возьмет вот такую фурию?! – Раймон подтащил меня к зеркалу и почти ткнул в него носом. – Посмотри, на кого похожа. Это на радио не видно, как ты выглядишь, а на сцене прекрасно видно. Иметь голос, Эдит, еще не значит быть певицей.

– У меня нет денег.

– Не таскай за собой подругу, их будет больше. К тому же, чтобы просто причесаться, деньги не нужны.

– Ты можешь ругать меня, сколько хочешь, только спаси.

– Что значит спасти? Дать тебе деньги на выпивку, на одежду или на оплату вшивой комнатенки? Ты можешь стать певицей с миллионными гонорарами, а живешь почти на улице. Можешь петь на большой сцене, но тратишь голос и талант по пивным. Выбирай: или настоящая работа и новая жизнь, или твои друзья и жизнь прежняя. Конечно, сегодня я дам тебе денег в любом случае, но только сегодня. На большее не рассчитывай и больше мне не звони.

Его голос был тверд, сам он жесток, но я понимала, что он прав. Папа Лепле допустил одну большую ошибку – вытащив меня с улицы, он попытался научить петь, но не отвадил от прежней жизни. У меня словно голова уже была на поверхности и могла произносить нужные звуки, а ноги все еще стояли в болоте, которое не выпускало из себя.

Раймон правильно решил, что, прежде чем учить дальнейшему, нужно меня из этого болота вытащить.