Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

– Решай. Если остаешься у меня, то полностью порываешь со старыми приятелями!

– А Симона?

– У нее есть мать, к тому же она, хотя и несовершеннолетняя, но достаточно взрослая. Я слышал, пьет, как заправский моряк? Вот пусть и зарабатывает на жизнь сама, хватит сидеть на твоей шее.

– Это предательство.

– Эдит, я уговаривать не буду. Говорю в последний раз: я готов с тобой не просто работать, а доделать то, что не успел Лепле. Исправить то, что у него не получилось, и вложить в тебя деньги, время, душу, но на моих условиях. Так и только так! Если да, то ты остаешься здесь. Если нет – вот двадцать франков, и иди на все четыре стороны.

Я не помню, давал ли он деньги, даже предлагал ли вообще, но его требование было очень жестким: ни с кем из прежних друзей, а тем более с Симоной (Ассо ее терпеть не мог!) не общаться, о прежней жизни забыть!

Я очень хотела петь и стать настоящей певицей. Я осталась.

Тео, ты помнишь «Пигмалиона»? Бернард Шоу не солгал ни единым словом, он написал правду об Элизе Дулитл и докторе Хиггинсе. Наверное, таких примеров тысячи, я один из них. Раймон стал для меня профессором Хиггинсом во всем.

Он не шутил, сказав, что изолирует меня ото всех. Первой исчезла Симона, по требованию Раймона она отправилась к матери и устроилась на работу.

– Захочет выбраться наверх – помогу, но от тебя пусть держится подальше!

Знаешь, иногда я думаю, что было бы, послушайся я Ассо во всем, не расстанься я с ним и не верни в жизнь Симону. Жизнь явно сложилась бы как-то иначе, лучше или хуже – не знаю, но иначе.

Он разогнал от меня всех, причем умудрился остаться в добрых отношениях с приятелями с Пигаль, кое-кто даже поддерживал Раймона в его стараниях вывести меня в люди. Ассо встретился с моими родителями. С отцом они тоже нашли общий язык, Луи Гассиону понравилась мысль вытащить меня из нищеты, а мама… маму успокоило обещание выплачивать небольшие суммы в качестве отступного.

И началось мое перевоспитание!

Знаешь, как это выглядело? Ты будешь смеяться, но меня в двадцать шесть лет учили тому, что ребенок знает уже в шесть. Программа жесткая, как и все требования Ассо: внешность изменить, правила гигиены соблюдать неукоснительно, занятия вокалом каждый день в определенное время, а не когда и сколько захочу, кроме того, школьные занятия по расписанию и… освоение правил хорошего тона за столом и в общении.

Я сопротивлялась, огрызалась, даже орала, но Раймон был тверд. Он больше не угрожал выгнать меня, просто тащил за шиворот в ванну и грозил, что если я не вымоюсь сама, то намылит мне не одну спину, но и шею! Сажал за стол с вилкой и ножом, надзирая за тем, чтобы я не чавкала, не болтала во время еды, не наливала стакан или чашку до краев, брала ложечкой столько, сколько потом можно взять в рот, не испачкав губы…

А еще подолгу диктовал тексты из хороших книг, а я писала, заставлял саму переписывать их из книг. И, конечно, петь. Не как хочу и сколько хочу, а заниматься вокалом, ставя голос. Хороший парикмахер, хороший портной, хорошая маникюрша…

У Раймона не было денег на мое содержание, ему пришлось устроиться работать секретарем к Мари Дюба. Сейчас уже не помнят Мари, а в те годы она была настоящей звездой. Думаю, именно ей я во многом обязана тому, что попала в «АВС», где выступали только звезды, у них было твердое правило: каждые три недели новая программа и никаких дебютантов!

Ассо повел меня на выступление Мари Дюба. Сидя в зале, я испытала настоящий шок, осознав, какой неумехой являюсь. У Дюба каждое слово, каждый звук в песне слышен и без микрофона, каждая музыкальная фраза спета не просто верно и красиво, но с разными оттенками. Мне показалось, что я сама просто ору свои песни, а не пою их.

– Теперь ты поняла, что такое настоящая артистка и чего стоишь ты по сравнению с ней?

– Да. Я буду работать, Раймон, я научусь петь так же.

– Не надо так же, пой по-своему, только не как попало.

Дома (а я жила у Раймона, боявшегося оставлять меня хоть на час) я почти рыдала:

– Ну почему у нее руки словно лебеди, а у меня как крюки?

– Лебеди – это не твое, Эдит. И руки не главное, научишься и ты ими управлять. Научись петь сначала и не держи себя так, словно заскочила на сцену на минутку из подворотни.

Я работала, работала как проклятая, как раб на галерах, работала над всем: голосом, манерами, произношением, своим внешним видом. Если Лепле сделал из уличной девчонки Эдит Гассион певицу кабаре Малышку Пиаф, то Раймон Ассо превратил Малышку Пиаф в Эдит Пиаф.

Только не стоит думать, что я вот так послушалась, взяла себя в руки и стала пай-девочкой. О!.. сколько Раймон со мной помучился! Когда все надоедало, я попросту сбегала, болталась пару дней по приятелям и торчала в кабаре, потом понимала, что по-прежнему жить уже не могу, возвращалась к Раймону со слезами и заверениями, что это в последний раз, что я его люблю и выполню все требования.