Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

С Ассо мне было очень хорошо, он явно любил меня, старался сделать для меня все, что было в его силах, и даже больше. Но меня неудержимо тянуло в тот мир, из которого я вышла, тянуло так сильно, что я временами уступала этой тяге и снова встречалась со старыми приятелями, которые попросту вытягивали из меня деньги и исчезали, оставляя ни с чем. Тогда на помощь снова и снова приходил Раймон.

Мне кажется, он понимал, что вытащить меня можно только одним способом – снова выведя на большую сцену. Это верно, потому что в начале 1937 года, даже живя у Раймона, я все равно пела в «Троне» и «Красном ангеле», а значит, была доступна для своих прошлых приятелей.

И Ассо сделал все, чтобы я получила доступ на сцену «АВС». Петь там, где только что выступала Мари Дюба? О таком я не могла и мечтать. А Раймон осаждал Митти Голдина – владельца «АВС». Тот стоически выносил все атаки моего наставника:

– Нет, на нашей сцене выступают только звезды.

– Пиаф звезда…

– У которой подмоченная репутация!

– Но она не виновна в том, что случилось с Лепле. Зато ее прекрасно знают радиослушатели.

«Нет!» звучало в январе. «Нет» – в феврале. В марте Ассо добился уже «ммм…». Остальное доделала Мари Дюба, у которой он числился секретарем. Знаменитая певица заступилась за бедную девочку. Я не знаю, кого из нас двоих она пожалела – меня или все же Раймона. И Голдин сдался. Впервые за семь лет существования «АВС» на афише стояло имя дебютантки: Эдит Пиаф. Не «Малышка Пиаф», а Эдит Пиаф, чувствуешь разницу? Так родилась артистка Эдит Пиаф.

Никаких свитеров с недовязанными рукавами, никакой растрепанной челки и размазанной красной помады, все скромно и прилично – черное платье с белым воротничком. Когда аккордеонист проиграл мелодию «Бездомных девчонок», в зале даже раздались смешки. Нашлись те, кто помнил Малышку Пиаф и знал, кто именно выйдет на сцену.

При моем появлении зал замер – столь разительным был контраст между ожиданием и увиденным. Пока никто не опомнился, аккордеонист заиграл мелодию новой песни «Парень пел», слова которой написал для меня Раймон. Замерли последние звуки нежной, очень грустной песни, замерли мы с аккордеонистом, застыл за кулисами Раймон, напрягся Голдин. Сейчас или никогда! Если засвистят, моя карьера окончена, Раймон все поставил на карту, провал в «АВС» означал провал всего.

Мгновение… еще… и…гром аплодисментов! Публика приняла новую Пиаф в скромном платье без намека на уличную браваду. Я спела еще четыре песни, все с долгими аплодисментами. Но публике было мало. Аплодировали и аплодировали, а потом зазвучало требование: «Мой легионер!» Эта песня, написанная Раймоном после моего собственного рассказа о любви к солдату Иностранного легиона, но мне не понравившаяся, исполнялась Мари Дюба. Но я, все равно считая ее своей, тоже записала на пластинку.

И все же петь «Моего легионера» после Мари Дюба было страшно. Но публика требовала, и Митти Голдин распорядился поднять занавес. Я не сравниваю свое исполнение с исполнением Мари, но меня очень долго не отпускали со сцены!

Это был успех, полный и безоговорочный! Больше никто не посмел сказать, что Пиаф принимали только как колоритную девчонку с улицы. Отзывы в газетах отметили мое выросшее исполнительское мастерство, заметно окрепший голос и интеллигентную подачу материала.

Мы с Раймоном плакали и смелись, слушая восторженные выкрики из зала. Эдит Пиаф состоялась! Но Ассо был строг:

– Я надеюсь, ты понимаешь, что это скорее аванс, что если ты снова скатишься до своих приятельских пирушек и улицы, то быстро туда же и вернешься.

Я клялась, что сделаю все, чтобы не вернуться.

– Ни шагу назад, только вперед!

Начался сумасшедший период, когда выступления следовали одно за другим, часто по два в день, бесконечные гастроли, переезды, репетиции, встречи с репортерами, которые как-то сразу вдруг забыли о моем предполагаемом ими же соучастии в трагедии, случившейся с Лепле…

Это привело к тому, что я просто свалилась от усталости, и Раймон отправил меня отдохнуть. А еще пригласил на помощь Сюзанну Флон. Просто вокруг меня все время одни мужчины, даже поговорить не с кем. Сюзанна отличалась прекрасным чувством юмора и отменными манерами, а также умением не обращать внимания на мои промахи и даже сглаживать некоторые углы.

Сюзанна не Симона, она не предлагала выпить или погулять по кабакам, зато исправляла мои орфографические ошибки, выполняла множество мелких поручений и всегда была под рукой. А еще распускала мои недовязанные свитера. Всем известно, что я обожаю вязать, но никто не видел готового изделия. Это так, к тому времени, когда свитер должен быть готов, он надоедает мне настолько, что я бросаю его недовязанным. Раймон говорил, что я выступила в свитере без рукава у Папы Лепле не потому что не успела довязать, а потому что привычно забросила работу, не завершив. Но это не так. Тогда я действительно не успела.