Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Так и получилось. Когда он вернулся, я уже жила своей жизнью, но больше никогда не брала у него новых песен. Все, что Раймон написал для меня, оставалось только моим, и он считал меня предательницей.

Конечно, если бы из меня нельзя было бы ничего сделать, то этого не смог бы и Раймон с его жестким диктатом, но он единственный, об обмане которого я жалею. Ассо действительно остался ни с чем.

Раймон сказал, что, предав его, я скорее предала себя. Не знаю, не уверена, я просто стала другой, а он этого не почувствовал. Так было не только с ним, многие заметили, но ничего не поняла Симона, она решила, что я прежняя уличная девчонка, и потому появилась подле меня, стоило стуку колес поезда, увозившего Ассо, смолкнуть. Рыбы-прилипалы прекрасно знают свое дело.

Не знаю, что было бы, возможно, вместе с Симоной я снова опустилась бы на дно, потому что еще не перешагнула тот рубеж, за которым подруга уже не могла влиять на мою судьбу. Может, потому Раймон и просил еще год?

Ему не дала год война, но в моей жизни появился тот, кто не позволил мне упасть вместе с Симоной. Я не вернулась на улицу, потому что влюбилась в Поля Мерисса. Влюбилась по уши, забыв о Раймоне и действительно предав его. Но, думаю, для Ассо тяжелее было даже не мое физическое предательство или отказ от его наставничества, а мой отказ от его песен, Ассо сделал ставку на меня и мое исполнение, а его Галатея вдруг сбежала прямо с постамента, на который ее взгромоздили.

Никто из знавших меня в те годы так и не понял, почему я сменила Раймона Ассо на Поля Мерисса. Оба были хороши и благовоспитанны, оба аристократичны в каждом жесте, каждом слове, но Ассо ради меня был готов на все, а вот Поль вел себя весьма специфически и жертвовать собой не собирался.

Раймон умница, но он так и не понял одного. Да, мне требовалась его очень жесткая рука, когда меня нужно было вытащить со дна и вернуть на сцену, а также разогнать от меня бывших друзей-кровопийц. Он верно поступил, когда в обмен на помощь потребовал выполнения своих условий, когда первое время надзирал за мной во всем и во всем же наставлял. Но прошли месяцы, я поднялась с колен, окончательно сменила улицу на большую сцену, а Ассо не снижал своих требований и не ослаблял надзор.

Сейчас я понимаю, что правильно делал, я еще не созрела для самостоятельности, а тогда… О, как меня бесила эта опека, это ежеминутное подчинение даже в мелочах. Да, я не умела толком пользоваться вилкой и ножом, хотя Папа Лепле приложил немало усилий, чтобы облагородить мои манеры (не стоит забывать, что это длилось недолго, а потом было новое скитание), да, я допускала ошибки не только в письме, но и в разговоре, не знала многих правил приличия!.. Но мне аплодировали полные залы «АВС» и «Эропеен», чего добивались очень немногие певцы и певицы, а Раймон продолжал учить, как школьницу.

Но тяжелее было другое – он полностью посвятил свою жизнь мне, забыв обо всем остальном, для Ассо в те годы существовала только Эдит Пиаф, Раймон ожидал в ответ того же от меня. Я должна была бы исключить из жизни всех и все, что мешало моему взлету, малейшее действие, любое знакомство, встреча, общение, если они не вели к цели, исключались. Даже моя дорогая Сюзанна и обожаемая мной Маргерит не могли скрасить образовавшегося одиночества. Это было какое-то странное одиночество: всегда окруженная людьми, под неусыпным присмотром Раймона, я была одна!

Интересно, что было бы, просто ослабь он тиранию? Наверное, то же, что и произошло, просто я переросла рамки, установленные для меня Ассо, переросла. Не созрев окончательно, в этом он прав. Знаешь, словно большой плод, для которого заранее сколотили ящик, рос, рос и перерос эти пределы, а налиться спелостью не успел. Раймону понять бы это и спешно раздвинуть рамки, но он решил иначе – уговорить меня дозревать еще год.

Наверное, Поль Мерисс появился в моей жизни закономерно. Я не умела быть одна, а потому место Раймона немедленно должно было быть занято.

Началась война, первым в армию мобилизовали Ассо, чему он был даже рад. А я продолжала петь, что я еще могла делать? Первое время все, где можно было выступать, закрылось. Испуганный Париж замер. Но довольно быстро выяснилось, что с нападением Германии на Польшу сама жизнь в Париже не прекратилась, а потому заведения продолжали работать, а артисты выступать.

В это время у меня был роман с Полем. Знаешь, в чем разница между ним и Раймоном? Мерисс ничего не диктовал, если честно, ему вообще было наплевать, добьюсь ли я большего, чем уже добилась, как себя веду, во что одета и даже как пою. Он был безукоризненно воспитан и столь же холоден. Это идеальный исполнитель роли в «Равнодушном красавце» Жана Кокто. Иногда мне кажется, что хитрый Кокто писал пьесу с меня для меня. В то время так не казалось…

Ты не видел «Равнодушного красавца»? Конечно, ты не видел «Равнодушного красавца». Тео, мне становится дурно от одной мысли, что, когда мы репетировали и играли эту пьесу Жана Кокто, ты был совсем маленьким мальчиком, года три-четыре, не больше.