Я пела. В кабаре, в залах, ездила на гастроли по оккупированной и не оккупированной территории, пела в Париже и даже в Германии. В «АВС» за своеволие на концерте едва не поплатилась, потому что исполнила «Вымпел легиона», принятый публикой с восторгом, а немцами весьма раздраженно. На следующий день меня вызвали в комендатуру и настоятельно порекомендовали исключить эту песню из своего репертуара.
– Но, мсье, я певица и исполнила пожелания публики.
– Советую на некоторые желания не обращать внимания.
Я чуть не ответила: «На ваши?», но встретилась с глазами недовольного офицера и заткнулась. У него был взгляд удава, который только прикидывал, с какой стороны лучше приняться за свою жертву. Я не трусиха, могла вцепиться в глаза любому парижскому бандиту, даже понимая, что меня убьют, но в тот момент вспомнила не о себе, а об оркестрантах, которые были за моей спиной, обо всех, кто участвовал со мной в концертах, кто зависел и от меня, и от моих заработков. Стоила ли расцарапанная физиономия офицера опалы многих людей? К тому же он не сказал ничего особенного, просто посоветовал исключить песню из репертуара.
Я поняла одно: хочу на юг, подальше от Парижа. Это было просто мерзкое ощущение, словно на улицу, на перекресток, на котором я работала, пришел чужак и потребовал либо платить ему часть заработка, либо убираться из этого района. Я предпочла убраться и надолго уехала на гастроли в свободную зону, Монако, Швейцарию… Вернулась только осенью 1942 года.
За это время мы окончательно расстались с Полем Мериссом, он быстро утешился, женившись на блондиночке Мишель Альфа. А у меня был новый возлюбленный Анри Конте, который стал моим помощником по связям с прессой. Вообще, несмотря на оккупацию и трудное положение, я постепенно обрастала штатом помощников и творческих друзей.
Началось все с Андре Бигар, которая взяла на себя заботу обо всем. Она заменила мне мать, подругу, жилетку для нытья, подушку для сна (на коленях Андре я частенько устраивалась в дороге, чтобы вздремнуть, потому что сделать это нормально из-за плотного графика гастролей не удавалось), защитницу, наставницу, буфер между мной и теми, на кого я взрывалась. Андре потом рассказывала, что она неимоверно страдала от моей вульгарной речи, от моей несдержанности, ведь она сама была из достаточно богатой и аристократичной семьи.
При Андре я стала словно маленькой девочкой, хотя, если из этого облика вдруг показывалась взъяренная Гассион, всем становилось тошно. К счастью, чаще всего Андре Бигар удавалось потушить такие вспышки гнева, а еще внушить мне, что жизнь не кончена, пока у меня есть голос.
– Пой! Пока ты поешь, ты живешь!
Это я знала и без нее, но слышать от заботливой «мамочки» приятно.
И еще одна женщина стала моим спасательным кругом многие годы – Маргерит Моно. Мы были знакомы со времен выступления у Папы Лепле, но всего лишь знакомы. Я украла ее «Чужестранца» у Лажон, мы посмеялись, и только. Потом она написала слова к «Моему легионеру», но тогда Раймон Ассо столь жестко опекал меня, что мы виделись не так часто, как хотелось бы. Настоящая дружба, которая длилась до самой ее смерти, началась, пожалуй, благодаря Мишелю Эмеру.
Если честно, то из-за меня Эмер в свое время стал… дезертиром! Да-да, но это вовсе не любовная история, а довольно глупый факт. Дело в том, что перед самым окончанием «Странной» войны и началась для Франции настоящая война. Когда шла массовая мобилизация, ко мне вдруг попытался пробиться капрал Мишель Эмер. Я вовсе не собиралась выслушивать сочинения какого-то капрала, но он был весьма настойчив.
Когда Эмеру удалось пробиться ко мне, до отправления его поезда оставалось очень немного времени. Я позволила сыграть и спеть его песню только потому, что он уезжал на фронт. Но это был «Аккордеонист»! «Аккордеонист», который до сих пор в моем репертуаре и который публика принимает с восторгом. Мишель Эмер в тот день никуда не отбыл, и на следующий тоже, потому что мы репетировали, и еще неделю, потому что записывали песню, а потом выезжать оказалось просто некуда, и бывшему капралу пришлось просто удирать в свободную зону.
Но наступило время, когда евреям и в свободной зоне оказалось очень трудно. Куда еще бежать? Может, и бежали бы, но тут началось немецкое наступление на южную зону и американская операция в Северной Африке. Пришлось не бежать, а прятаться. Мои приятели-евреи, а таких было очень много, рассредоточились, Эмер ушел в партизаны и стал участником Сопротивления, Марсель Блистен, с которым мы очень подружились за время гастролей по свободной зоне, спрятался в имении родных Андре Бигар…
А я вернулась в Париж. Какая разница, где сидеть, если в свободной зоне неспокойно?
Пустая квартира, разбежавшиеся кто куда друзья, Париж в свастиках… Но работать нужно. Еще до моего приезда умница Бигар заключила контракт с «АВС» на большое количество концертов. Конечно, я помнила о том офицере с взглядом удава, но выхода не было, мне нужно на что-то жить, нужно петь, нужно даже просто зарабатывать на хлеб.