Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Это может показаться жестоко и грубо, но я же всегда отдавала все, что имела, – душу, силы, время, средства тому, кого любила. Если бы хоть кто-то смог любить меня долго, я не искала бы замену. Но каждый любовник (Тео, ты же не маленький мальчик и прекрасно знаешь, что их было много, но это давно, до тебя, дорогой) просто использовал меня как трамплин для своего взлета и… нет, чаще всего бросала я!

Почему это происходило? Маргерит Моно говорила, что это из-за моей требовательности. Наверное, ведь отдавая все, я хочу и в ответ тоже получать все!

Тео, а ведь это то, чем отличаешься ты. Я сейчас вдруг осознала, что ты не просто не норовишь что-то получить от меня, но сам отдаешь все, что в тебе есть. Правда, Тео, ты ничего не требуешь, ничего не просишь, кроме разве одного – не гнать тебя от себя, но я и не в состоянии сделать это. Зато сам отдаешь мне всего себя, свое время, свои силы, свою любовь.

Ладно, вернемся к Иву Монтану, а то я начала плакать, а мне жалеть себя нельзя. Ты не подумай, я плачу от счастья, с тобой рядом я счастливая женщина, только счастье получается слишком короткое. Оттого и слезы.

Я была первой, с кем познакомил своих родителей Ив Ливи, а он – первым, кто представил меня своим родителям. Видишь, какая я старая черепаха, меня представляли родителям уже тогда, когда ты еще даже не потерял свой первый молочный зуб!

Мы возвращались в Париж с гастролей, когда Ив вдруг решил, что нужно завернуть к родственникам. Я согласилась с внутренней дрожью.

Ливи небогаты, скорее наоборот, но это была большая дружная семья, где всеобщий гомон помог бы скрыть любое смущение. Самый большой интерес ко мне, вернее, к нашим с Ивом отношениям проявила его сестра Лидия (если я не путаю ее имя).

– Мадам…

– Мадемуазель, пожалуйста.

– Мадемуазель, я слышала, Ива просто освистали в Марселе из-за нового репертуара?

– Публика еще не готова к такому Монтану.

– К кому?

Словно она не знала, что я придумала ее братцу новое сценическое имя! Спокойствие, только спокойствие, а то ведь в гневе я могу разнести семейное гнездышко Ливи!

– Это сценическое имя Ива – Ив Монтан. Когда публика осознает, насколько лучше Ив исполняет песни о любви, чем ковбойские глупости, которые в моде лишь на час, она перестанет не только возмущаться, но и дышать на его концертах.

Не знаю, убедила ли я строгую сестрицу своего протеже, но она так пристально следила за нами, что стало смешно. Я не собиралась красть ее брата, я намеревалась сделать из Ива звезду, а двум звездам в одной семье очень тяжело. Нет, Иву венчание со мной не грозило, хотя любовниками мы были… с неделю.

Вот когда я поняла состояние Раймона Ассо, которому хотелось исправить во мне все, что можно и нельзя, переделать по своему вкусу. Теперь я стала Раймоном по отношению к Иву, и его счастье, что подчинился. Мой диктат пошел Монтану на пользу, но я не требовала никакого дополнительного года – вывела на большую сцену, подтолкнула вперед и… удалилась.

Ив делал все, что только я не требовала, он послушно повторял жесты, учился кланяться зрителям, репетировал и репетировал.

И вот его выступление в первом отделении, но самым последним, то есть передо мной. Зрители встретили нового Монтана молча, полной тишиной. Ив молодец, не растерялся, выполнил все как надо. Отзвучали последние звуки и… снова тишина! Это длилось несколько мгновений, за которые я успела ужаснуться и решила подсказать, чтобы музыканты начинали следующую песню. И вдруг гром аплодисментов!

Знаешь, это был вечер, когда я начала ревновать Монтана к зрителям, его не отпускали со сцены так долго, что мне пришлось после этого туговато… Вот так, расти таланты на свою голову. У меня уже был импресарио Луи Баррье, который после концерта сокрушенно покачал головой:

– Эдит, вы с мальчиком будете мешать друг другу.

– Да, его надо выпускать отдельно. Помоги ему, но только не забывай меня.

Это было правильно, нам с Монтаном действительно не стоило выступать вместе, на него ходили поглазеть больше зрительницы, которым я явно мешала, выводя в своем концерте Ива, я рисковала сама остаться без зрительских восторгов либо зарабатывать их уж совсем тяжело, буквально вымучивая.

У Монтана состоялся дебют в «Этуаль». Конечно, я не осталась в стороне. Втайне от него обзвонила всех своих знакомых и малознакомых в Париже и предместьях, приглашая на выступление. Зал был полон в том числе моими стараниями.

Почти год Монтан подчинялся моим требованиям, отказавшись от своих собственных наработок и своего репертуара. То, что его хорошо принимали в первых отделениях моих концертов, еще ни о чем не говорило, выступать в концерте – это одно, а давать сольник – совсем другое. Наступил решающий момент, в случае провала даже я не смогла бы вытащить Монтана на поверхность.