Тео, я очень надеюсь, что ты все же станешь настоящей звездой, а потому так подробно рассказываю о своих взлетах и неудачах. Надеюсь, ты уже понял, что прежде всего нужна работа – души и голоса. Если будешь лениться – не получится ничего. Без труда не поможет никакой талант, я могу привести тысячи примеров, когда очень талантливые, просто гениальные люди оставались ни с чем, снимали со своего дара сливки и сходили со сцены навсегда. Наверное, это не только на сцене, в любой области человеческой деятельности, просто на сцене особенно хорошо видно, даже в кино не так, потому что на сцене артист перед зрителем стоит с обнаженной душой. Если она есть, если есть готовность ею делиться и он замечательно поработал, то всякие накладки вроде «не того» отделения концерта лишь временная, почти смешная трудность.
Но для артиста это не все. Попробую объяснить.
Начав работать с мальчишками и переплыв океан, я петь хуже не стала, мои песни остались такими же сердечными, чувственными, к ним добавилась «Жизнь в розовом свете», несомненно успешное творение моей обожаемой Маргерит Моно. Я пела даже лучше, чем прежде, но потерпела практически провал! Мальчишек с их французским кантри принимали хорошо, а меня никак. Друзья могли сколько угодно убеждать, что это не провал, что все хорошо, но я не дура и все чувствовала сама.
Американцы не поняли французскую песню? Американцы недостойны меня? Они слишком примитивны?
Так решить было бы проще всего.
Тео, падать и проваливаться тоже нужно уметь. Если ты споткнулся и упал, можно винить камень, попавший под ноги, можно научиться смотреть под ноги, а можно убрать этот проклятый камень с дороги, чтобы не споткнулся и кто-то другой. В данный момент я убираю для тебя этот булыжник, на котором подвернулась моя нога.
Самое ценное в человеческой жизни – опыт, который можно получить, ничто другое, даже счастье, с ним не сравнится. Именно ради опыта нам жизнь и дается, я убеждена в этом. Но опыт опыту рознь, можно действительно опустить голову и всего лишь старательно смотреть под ноги, можно не ходить по этой дороге (где гарантия, что на всех других не раскиданы еще большие камни?), а можно научиться взлетать, приподниматься, когда встречается препятствие.
Я провалилась на Бродвее совершенно закономерно. И главное, за что благодарна американцам, Клиффорду Фишеру, Луи Баррье, Шовиньи и многим, кто помогал мне подняться, в том числе и самой себе, – мы сделали правильные выводы из фиаско, не опустили руки и все же доказали Нью-Йорку, что Эдит Пиаф – это не просто имя для французской эстрады, а имя для всего мира.
Положение было кошмарным, и дело не в понесенных расходах и убытках. Я потеряла лицо, мне не аплодировали, меня не понимали. Главной нашей заслугой того времени я считаю правильный анализ провала и принятие мер.
Почему меня не поняли? Нет, американцы вовсе не глупы и не бесчувственны, это показала их реакция на выступление моих «Друзей». Мальчишек-то они принимали. Почему? У «Друзей» схватывали залихватский ритм, там не требовалось понимание текста, можно просто подпевать траля-ля-ля… С моими песнями трудней, долго переживать непонятно чему способны не все. Одна-две песни еще воспринимались, но не целое отделение.
А как же в Европе? Менталитет другой, американцам нужно, чтобы было понятно. На Бродвее мы нашли нелепый выход – у второго микрофона в углу сцены стоял переводчик и дублировал мои песни. Идиотская задумка, публика отвлекалась, переспрашивала, прислушивалась больше к нему, чем ко мне, песня распадалась на две неравные составляющие. Впечатление было ужасным, я это поняла и сама. С трудом допела последние концерты, «Друзей» пригласили на гастроли в Майами, я не поехала с ними даже просто так.
Настроение было ужасным, к тому же между нами с мальчишками произошла небольшая стычка. Наверное, я была не права, но обида заглушила голос разума. Ги Бургиньон написал своей невесте Жиннет Ришер (она потом стала моей секретаршей и даже приятельницей), что их публика принимает куда лучше, чем меня, и он не знает, радоваться этому или печалиться. Вернее, печалиться или все же радоваться. Нашлись «доброжелатели», передавшие мне эти слова. Я обиделась, неужели «Друзья» радуются моим неудачам? Они пытались объяснить, что все не так, но холодок остался, в результате мы разъехались.
Мой провал на Бродвее, их успех по всей Америке и даже Канаде… Что же делать, вернуться в Париж зализывать раны? Нет, я боец, к тому же вокруг много настоящих друзей. Мы взялись за работу. Поняв, в чем основная ошибка, прежде всего занялись английским языком. Тут не хватало нескольких приветственных фраз, нужна серьезная работа над текстом и произношением. Несколько песен срочно перевели на английский, так «Жизнь в розовом свете» стала Take me to you heart. Конечно, это совсем не то, но иного выхода не было.