Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Мы встретились, чтобы не расставаться уже никогда. Да, снова оказывались на разных континентах, а потом вообще так далеко, что докричаться можно лишь душой, но в душе и не расстались. Я знала, что он в любой момент помнит обо мне, даже когда наносит удар кому-то или пропускает чужой, когда у Марселя триумф или поражение, когда ему хорошо или плохо – он помнит обо мне. А я всегда мысленно с ним, все песни, прежде всего, ему, для него, в его честь.

Это настолько захватывающе: когда ты счастлива просто потому, что он есть на свете!.. Такое чувство не описать словами. Я, привыкшая обладать любым мужчиной, который мне нравился (все же это были люди моего круга и от меня зависевшие), с Марселем Серданом чувствовала себя девчонкой, сладко замиравшей просто от прикосновения его ласковых пальцев к руке. У него очень маленькие руки, при стальных бицепсах, мощнейшем ударе (недаром же прозвали «марокканским бомбардиром») у Марселя не пудовые кулаки-громилы, а небольшие, красивые кисти рук. Я вообще люблю, когда у мужчины красивые руки, такой мужчина не может быть душевным уродом, а когда это еще и знаменитые руки боксера…

Но дело не в боксе, дело в чувствах, которые Сердан вкладывал в прикосновения своих пальцев. Я понимала, что, если он просто возьмет меня за руку и скажет: «Пойдем пешком через океан», я пойду. И дойду! Дойду, потому что с ним.

Вот тогда я узнала, что Любовь и любовь совсем не одно и то же. Узнала, как можно дрожать и задыхаться не от жарких объятий, а от легкого касания руками, от самого ожидания этого прикосновения! Восторг, восторг и еще раз восторг, но совсем иной, нежели от чего-то другого. Об этом действительно не хотелось кричать на улицах, напротив, хотелось спрятаться от всех и наслаждаться пониманием, что я дорога Марселю в одиночку.

Я думаю, окончание моих выступлений в «Версале» получилось столь триумфальным еще и потому, что рядом был Сердан. Нет, не настолько рядом, чтобы это бросилось в глаза даже вездесущим репортерам, но те, кого касалось, заметили, прежде всего Луи Баррье и Жан-Луи Жобер.

– Что это?

– Наши билеты на «Куин Элизабет».

– На 12 марта?!

– Да, что тебя не устраивает? Ты же сама просила уехать в марте.

Я, конечно, просила, потому что следующий рейс через три недели, но когда Баррье заказывал билеты, Сердана не было в Нью-Йорке!

– Я не поплыву.

– Ты решила остаться в Америке?

– Луи, я… Я не могу так скоро!

Некоторое время Баррье внимательно изучал мое лицо, потом вздохнул:

– Эдит, следующий рейс нескоро, у нас контракты, и «Друзьям» не на что будет жить в Америке… Я помню, что у Марселя вечером бой, но бывают ситуации, когда приходится жертвовать…

– Безвыходных ситуаций не бывает! Ну, Луи, ну, ты все можешь, придумай что-нибудь.

И снова он внимательно смотрел мне в лицо:

– Ты уверена, что это тебе нужно, Эдит?

– Да.

– Ты уверена, что сможешь выдержать саму картину боя, ведь Марселя будут бить, понимаешь, это не тренировка, а жестокий поединок, у него очень сильный соперник.

– Д-да…

Вот тут уже уверенности в моем голосе больше не было.

Я действительно не представляла, сумею ли смотреть на то, как бьют Марселя или он сам бьет кого-то. Я вообще не слишком жаловала бокс, как и большинство с ним никак не связанных людей, представляла поединки, пусть и правильным, но мордобоем.

– Марсель не должен думать, что я его бросила накануне поединка.

Баррье усмехнулся:

– Нашла оправдание. Но мы не можем остаться все, это просто разорит обе группы.

– Я останусь одна.

– Но у нас контракты, Эдит, неустойки слишком велики, тебе через десять дней нужно быть в Париже.

Он еще делал слабые попытки урезонить меня, но по голосу Луи я уже слышала, что Баррье на моей стороне.

– Я прилечу самолетом!

– Но ты боишься летать.

– Я боялась и боксерских поединков. Я прилечу, Луи, обменяй билет.

– Одной нельзя, не забывай, что ты связана с «Друзьями».

– Со мной останется… вон Жину.

– Это не то.

– А ты не можешь остаться?

– Я не могу, потому что у меня дела и в отличие от тебя голова на плечах.

– У меня тоже, я не наделаю глупостей.

– Очень на это надеюсь. Оставь Жобера.

– Вот еще! Его только не хватало.

– Эдит, у Сердана жена и дети, и он не может наплевать на мнение зрителей, как ты. Не осложняй ему жизнь.

Я не сдавалась:

– А Жобер при чем?

– Если ты придешь на поединок с Жину, будет понятно, что вы с Марселем любовники.

– Это не так! Только друзья.

– Влюбленные друг в друга. Так это или нет, вас объявят любовниками. Но, если рядом будет Жобер, за которого ты даже собиралась замуж, то… Я не ошибаюсь по поводу замужества?

– Нет, не ошибаешься! Черт с ним, пусть тоже остается!

– Ты бессовестная, для Жобера это будет жертва, а не подарок.

Мне было совершенно наплевать на Жобера, хотя совсем недавно я действительно заявляла, что мы намерены пожениться. Вернее, заявлял Жан-Луи, а я молчала, что все принимали за знак согласия.