Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Но в «Медисон-Сквер-Гарден» мы появились под ручку и даже пару минут мирно беседовали до начала поединка. Остальные «Друзья», Баррье и вся команда с утра уже отправились на «Куин Элизабет», а мне и Жоберу Баррье взял билеты на тот же рейс, которым в Париж возвращался Сердан. За такой подарок я бросилась целовать Баррье, тот отстранился:

– Без твоих штучек, пожалуйста. Лучше дай слово, что будешь вести себя прилично.

– Даю! – бодро заявила я, не поинтересовавшись, что такое прилично.

Жобер поджал губы, но согласился меня сопровождать и в Нью-Йорке, и по дороге в Париж. Он прямо-таки упивался своим одиночеством и моим предательством. Но мне и правда было наплевать на вчерашнего жениха, я жила мыслью о бое.

Баррье прав: видеть, как бьют по любимому лицу, – это ужасно! Уже через минуту после гонга я забыла не только о том, что Жобер рядом, но и вообще о его существовании. Все слилось в единый ужас и восторг. Мне казалось, что я сама получаю эти удары, удивляюсь, как после окончания боя у меня не нашлось синяков на лице, хотя было ощущение, что перчатка молодого, сильного Леверна Роча попадала в бровь именно мне.

Лицо Марселя было разбито, его заливала кровь, но не настолько, чтобы прекратить бой (так бывает). И все же Сердан выстоял. Как он молотил этого Роча! А вместе с ним молотила в буквальном смысле и я, но только… шляпу сидящего впереди мужчины. Не помню, но этот совершенно изуродованный мной головной убор бедолага подарил по окончании матча со словами:

– Мадам, если бы за меня так болели, я бы непременно стал чемпионом мира!

Я не помню и то, куда делась шляпа, но помню рев трибун после победы Сердана. Кажется, судья на ринге был вынужден просто схватить Марселя за руку, потому что тот продолжал молотить воздух за неимением перед собой противника, свалившегося на пол и лежавшего без сил.

Это было ужасно и прекрасно одновременно. И я не была уверена, что в будущем пойду смотреть матч за звание чемпиона мира, могло испорченной шляпой не обойтись, а если бы я выскочила на ринг и принялась сама лупцевать противника моего обожаемого Сердана, то Марселю засчитали бы поражение. Правда, тогда об этом не думалось совершенно. Марсель победил, пусть не легким нокаутом, как бывало у него, тем ценней победа над сильным противником. Сердан обязательно будет чемпионом мира, тогда я была в этом совершенно уверена.

Конечно, мы праздновали, да еще как! А потом вместе возвращались в Париж. Баррье был прав, репортеры уцепились за эту новость: Эдит Пиаф рядом с Марселем Серданом! В аэропорту нас встречала толпа с фото- и кинокамерами и кучей вопросов, которые сводились к одному: каковы наши отношения, куда я дела «Друзей» и каков он (какова она).

Мы друзья, и только друзья. Мои «Друзья» отправились морем, со мной их директор Жан-Луи Жобер. Смотреть, как твой друг дерется, страшно и восхитительно одновременно.

На опубликованных фотографиях мы с Марселем рядом, счастливые, улыбающиеся. Никого не обманули заявления о крепкой дружбе, но нам удавалось скрывать свою связь. Мы сняли небольшую квартиру, чтобы жить вместе, мы просто не могли пробираться друг к другу тайком и целоваться тайно. Конечно, это очень романтично, но невозможно.

И сразу же встретили серьезное недовольство менеджера Сердана Люсьена Руппа. Я его понимала и понимаю: у Марселя должен быть спортивный режим, но, насмотревшись, как тяжело ему на ринге, как больно, когда бьют по лицу, когда трещат кости, а главное, страстно желая побольше бывать рядом с Марселем, я вовсе не желала Сердану продолжения такой карьеры.

Кроме ужаса перед испытываемой им болью, пониманием трудностей, переносимых Марселем, меня волновали несколько вопросов.

Его могли просто изуродовать в любом из боев. Проведя немало времени за кулисами рингов и насмотревшись на болельщиков – бывших боксеров, я видела всякое – слепых, трясущихся, с окончательно сломанными носами, способных дышать только ртом, с подвязанной челюстью, с шеями, навечно упакованными в бинты, потому что разбитое адамово яблоко не восстановить, видела всяких… Понимаю, что это не показатель, что много спортсменов заканчивают карьеру, оставаясь физически и психически здоровыми, но всегда же боишься худшего. Я вдруг поняла, что внутри у меня сидит обыкновенная женщина, готовая вцепиться в своего мужчину обеими руками, чтобы не пустить туда, где его могут побить.

Во-вторых, меня очень беспокоил подход его менеджера Руппа, твердившего только одно: победа любой ценой, без звания чемпиона мира жить незачем. Он внушал и внушал это Марселю, и становилось понятно, что мысль засела у Сердана в голове.

Это глупость, человек не может только побеждать, в конце концов обязательно найдется более сильный соперник, который сумеет вырвать победу из твоих рук, как ты когда-то вырвал из чьих-то. Я пыталась внушить Марселю противоположное: жить можно без любых званий, а жертвовать своим здоровьем ради титула нельзя, в случае проигрыша жизнь не закончится, нужно уметь не только побеждать, но и проигрывать, не только взлетать, но и падать.