Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Но президент далеко, а мы желали насладиться обществом друг друга, и новый чемпион мира после своей победы поспешил ко мне!

Конечно, ковер из лепестков роз на полу выдумка, но большой букет Жину успела распотрошить. Это произвело впечатление. Рупп торопил:

– Нам пора домой, нас ждут.

А мы с Марселем праздновали победу. Но, как ни тянули, улетать Марселю пришлось. Правда, довольно скоро он вернулся, чтобы провести показательные бои, которые страшно не любил, считая, что биться за звание – это одно, а демонстрировать свое умение молотить кулаками, пусть и красиво, совсем другое.

Мой замечательный возлюбленный достиг самой вершины в своем деле. Дальше последовала череда очень успешных боев, когда Сердан укладывал нокаутом одного соперника за другим, заканчивая бои досрочно. Но, работая кулаками, Марсель оставался все тем же нежным и ласковым человеком, которого я так любила.

Тео, второго такого человека нет и не будет, во всяком случае, я о таких не слышала. Ты умница, не ревнуешь, понимая, что эта любовь неприкосновенна. Умница еще и потому, что не пытаешься ни стать лучше Сердана, ни даже быть похожим. Вот чего я, честно говоря, не ожидала от мальчика твоего возраста и нрава. Кто или что подсказало тебе столь мудрое поведение – оставаться самим собой и не соревноваться с Марселем ни в чем?

Именно то, что ты, как и он, просто любишь, ничего, кроме ответной любви, не ожидая и не требуя взамен, и заставляет меня поверить, что ты единственный и настоящий.

Ты прав, с Марселем не стоит соревноваться, он это он, а ты это ты. Я люблю тебя, Тео, люблю совсем иначе, чем любила всех мужчин, которые были моими, иначе, чем Марселя, но куда честней и сильней. Я имею право так говорить, и ты должен верить, на краю вечности не лгут.

Марсель сумел нокаутировать не только своих соперников, но и журналистов. Наверняка ты слышал о его интервью. Марселю осточертели вспышки камер и любопытные, подглядывающие за нами, кажется, даже в кабинках туалетов, чтобы только высмотреть жареные факты. Надоели домыслы, слухи, сплетни, и он решился на пресс-конференцию.

– Зачем, какие вопросы ты ждешь от этих акул пера?

– Все их вопросы я знаю заранее, а потому отвечу сам. А потом пусть болтают что угодно. Главные вопросы – с тобой и с Маринеттой, я решил, остальное никого не касается.

Я замерла, не решаясь спросить, что именно он решил. Марсель все понял сам, он повернул мое лицо за подбородок и заглянул в глаза:

– После матча-реванша мы поженимся.

Я не спросила о Маринетте, понятно без слов.

На пресс-конференции Марсель Сердан не дал журналистам ни одного шанса, привычно нокаутировав в первую же минуту.

– Не будем тратить время на вопросы, я знаю, что интересует вас больше всего. Люблю ли я Эдит Пиаф? Да. Она моя любовница? Да, только потому, что я женат и у меня дети. Если бы был свободен, она стала бы моей женой. А теперь те из вас, кто никогда не испытывал чувств к другой женщине, будучи женатым, пусть поднимут руку.

Зал безмолвствовал, даже фотоаппараты не щелкали. Сердан чуть усмехнулся, встал, вежливо попрощался и вышел. Оставалось ждать шквала гадостей на страницах завтрашних газет. О, какой подарок сделал Марсель желтой, и не только, прессе!

Я не стала даже брать в руки газеты, ожидая увидеть реки грязи и сотни фотографий неверного мужа. И вдруг…

– Посыльный, мадемуазель…

– Посыльный? Что ему нужно?

– Цветы…

Огромная корзина роз и карточка: «От джентльменов Эдит – женщине, которую любят больше всего на свете».

Ни единого слова ни о пресс-конференции, ни о нашем с ним романе! Откровенность Сердана победила даже страстное желание прессы заработать на скандале. Он победил журналистов, действительно отправив их в нокаут первыми же словами.

Весь мир все равно узнал о конференции. Как? Не знаю, но не со страниц газет, а главное, теперь на наши головы не лились потоки грязи. Сердан прав – честный бой всегда предпочтительней.

И тут мы получили удар в спину. От кого? От моей дорогой Симоны.

Знаешь, Симона столько наплела всем глупостей и гадостей обо мне и моем окружении, что иногда появлялось желание просто вырвать ей глупый язык. Не могла же я оправдываться перед всем миром, доказывая, что я не такая плохая, как обо мне, якобы в моих же собственных интересах, твердит моя подруга, называя себя моей сестрой.

Никогда не думала, что оправдываться придется перед… судьей! Из-за Симоны. Я сейчас тебе сама расскажу, как было, а ты уж суди сам, стоило ли поведение моей подруженьки нескольких полученных от меня оплеух. При этом не мешает помнить, что она с детства жила на мои деньги, и если я никогда не делила на «твое» и «мое», пока мы выступали вместе, и никогда не жалела для Симоны ничего, это вовсе не значило, что она могла черпать из моего, тогда еще далеко не бездонного, кошелька горстями, даже не предупреждая об этом.