Эдит Пиаф. Жизнь, рассказанная ею самой

Симона действовала на меня, как гипнотизер, нет, даже сильней. Не всякий гипнотизер может заставить меня заснуть или даже успокоиться, а вот Симона всегда умела заставить делать то, что ей нужно. Я не о деньгах, мехах, драгоценностях или машине, мне не жаль дать эти деньги, я даже не задумывалась, есть они или нет. Но стоило Симоне взять меня за руку и сказать: «Давай, выпьем!», и я, умевшая так хорошо держаться и с Ассо, и с Мериссом, и Монтаном, и с Жобером, с Пиллсом… легко поддавалась, и мы пили. Но мне нельзя начинать, измотанные нервы и организм с удовольствием подхватывают это начинание, и следует срыв, причем надолго.

Нет, я могла и могу пить понемногу, люблю хорошее шампанское, хорошее вино под хорошую закуску, но с Симоной мы всегда пили крепкие напитки, причем плохого качества, и пиво, что обязательно приводило к столь же плохим последствиям. К тому же подозреваю, что в подпитии я поддавалась любым дурным внушениям еще легче. Как можно объяснить такое поведение, в общем-то, нормального человека: напившись, я принялась при гостях изображать из себя… собаку, встав на четвереньки и тявкая на людей? Кошмар, но это было. Я, конечно, не помню, однако слышала рассказ об этом от нескольких свидетелей, которым вполне можно верить.

Но я зря стала рассказывать о Симоне вперемежку с Марселем, их нельзя ставить даже на одну страницу текста.

Сейчас Симона Маржентен (не путать с Берто!) перевернет страницу, и мы начнем снова о Марселе Сердане. Я только что обещала скрупулезно проверить, чтобы записывалось каждое слово, чтобы моя дорогая Симона Маржентен ничего не пропустила из похвалы о себе. Это совсем другая Симона – добродушная, хотя очень строгая, на которую я иногда злюсь, когда не дает мне воли. Видишь – послушно пишет все, что я произношу. А почему, потому что я пригрозила, что возьму карандаш в свои изуродованные артритом руки и буду мучиться сама. Симона Маржентен испугалась и обещала ничего не пропускать.

А потом было поражение. Столь же тяжелое, сколь ярким был прежний успех. И никакое нарушение спортивного режима здесь ни при чем. Я не видела этого боя, а ведь медиум твердил, что я всегда должна быть рядом с Марселем Серданом, если хочу, чтобы он побеждал. Но ведь я сидела на трибуне, когда он потерял звание чемпиона Европы, а это не помогло.

Марсель Сердан проиграл, потеряв титул чемпиона мира, проиграл практически так же, как год назад выиграл, – не сумев встать со своего места после гонга к девятому раунду. Его брат Антуан злился, твердя, что нельзя вообще было ввязываться в этот бой, потому что у Марселя повреждено плечо, сломаны большие пальцы на обеих руках и еще масса травм, которые просто не позволили нормально наносить удары. В локте правой руки застрял обломок кости, не позволявший согнуть ее полностью…

Я, не так уж давно внушавшая Сердану, что нельзя рассчитывать только на победу, втайне надеявшаяся, что он вообще уйдет с ринга, теперь настаивала:

– Марсель, это не конец света, будет матч-реванш, это твое право. Я буду рядом с тобой, никуда не денусь и не испугаюсь журналистской болтовни.

Я снова была в Нью-Йорке, все те же выступления в «Версале», а Марсель готовился к матчу-реваншу. Руки несколько поджили, душевные раны тоже. Они уже поговорили с Маринеттой, жена Сердана замечательная женщина, она все поняла и приняла как надо. Сердцу не прикажешь, любовь вольна приходить и уходить, не спрашивая чьего-то согласия и не боясь запрета.

Казалось, все вот-вот разрешится и наступит период полного счастья. Только вот какого? Ни я, ни Марсель не знали сами. Я не спрашивала о его решении относительно семьи, он ничего не говорил. Главным был матч-реванш, все сводилось к одному: вот выиграю…

Сначала этот матч назначили на конец сентября, но Ла Мотт отказался, мотивировав перенос травмой плеча (почему бы этого не сделать в свое время Сердану?). Новая дата – 2 декабря. Это был бы без преувеличения матч века, потому что во время него решалась сама судьба Марселя Сердана, и бой он был готов дать настоящий.

Я безумно хотела его видеть, просто безумно… Команда отправляется морем? Но ведь это еще неделя разлуки!

– Марсель, я умоляю, прилетай! Мы должны побыть с тобой вдвоем, прежде чем тебя снова похитит Рупп на свои тренировки. Прилетай…

Он купил билет на самолет…

Азорские острова – крошечные точечки посреди безбрежного океана. Я помню кошмарное ощущение от размеров этой суши, какой она выглядит с воздуха. Вниз лучше не смотреть. Это примерно середина пути от Парижа до Нью-Йорка, самолеты садятся на «Санта-Марии», а потом снова взмывают вверх над океаном.