Я прекрасно знаю твою слабость, ты ни в чем не можешь мне отказать. Ты, легко расправляющийся с репортерами или просто любопытными, запросто вышвырнувший вон моего шофера за лихачество с риском для жизни, готовый порвать на куски огромный зал, если только оттуда при моем выступлении раздастся свист, жестко говорящий «нет» всем, кто может мне чем-то помешать, сам возражать неспособен. Ты подчиняешься любому моему капризу, словно маленький мальчик.
Твое пение – мой каприз? Да, это так, но ты еще будешь за него благодарен.
Тео, глупец, ведь я скоро уйду, мне осталось совсем недолго, даже ты и публика не сможете меня удержать. Но я хочу, чтобы ты остался звездой, чтобы твое имя было известно импресарио и менеджерам залов, чтобы контракты подписывали, почти не глядя, только потому, что ты – Тео Сарапо. Мне очень хочется оставить тебе это наследство – твое имя, не свое, а твое.
Чем я могу отблагодарить тебя? Однажды я просто спросила. Ты удивленно раскрыл глаза и, как всегда, отвесил большую нижнюю губу:
– За что?
– За все, что ты для меня делаешь, за твою любовь, Тео.
Огромная ручища прижала мою голову к груди (выше не получалось):
– Просто люби меня, Эдит. Просто люби. Больше ничего не надо.
Я знаю, что ты брал и берешь на себя все. Тео, я никогда не смогу отблагодарить тебя, никогда, слишком много ты дал мне и слишком мало требовал в ответ.
Господи, Тео, где же ты был раньше?! Если бы ты взял все в свои руки лет десять назад, скольких ошибок я могла бы избежать, сколько денег не вылетело бы в трубу, аварий не случилось, а здоровье сейчас было бы почти нормальным!..
Что я говорю, какие десять лет?! Десять лет назад ты был совсем мальчиком. Тео, ну почему бы тебе не родиться на десяток лет раньше (или мне позже)?
Тео, я знаю, что ты не обращаешь внимания на всю грязь, которую льют на тебя. Правильно делаешь, но мне очень обидно, что эту грязь льют даже мои друзья, мои бывшие друзья! Знаешь, наша с тобой любовь помогла мне отсеять всех ненужных людей, «милые паразиты» испарились сами, почуяв, что поживы уже больше не будет, что я нищая, но и многие из тех, что называли себя моими друзьями, тоже сторонятся, считая меня старой дурой, влюбившейся в молодого мальчика.
«Неприличный брак», «неприличная связь»… «старая развалина снова подхватила молоденького»… «альфонс!»… «ей нужна его молодость, а ему ее деньги»…
Я даже слышала суждение вроде «Пиаф просто пьет его молодую кровь, чтобы жить!». Тео, кровь не пью, но без тебя я загнулась бы еще год назад. Я знаю, что не протяну долго, смертельно устала бороться с разваливающимся организмом, но без возможности вложить свою руку в твою, без твоей заботы, внимания, любви я не дожила бы до сегодняшнего дня. Почему мне отпущено так мало дней счастья?
Я так транжирила жизнь, не считая дней, ночей, сил, не только не берегла себя, но в последние годы после гибели Марселя Сердана делала все, чтобы растратить силы и здоровье поскорей. Тратила, тратила, тратила!.. Деньгами просто швырялась, так и не привыкнув к ним, силы подхлестывала тем, чем просто нельзя, транжирила все!
Осталась одна капля, одна, последняя капелька. Ты добавил еще одну, подарив мне целый год жизни, но ты не можешь дать мне новую печень, новый организм… Если бы лет пять назад, хотя бы пять… Да нет, и пять лет назад уже было поздно.
Что-то я стала повторяться… Старею? Несомненно. Жаль, еще так много не сделано и не спето…
Я очень хотела спеть с тобой в Америке, хотела, чтобы покорил и ее тоже. Американцы не французы, но мы бы справились.
Ты не хочешь быть звездой, тебя не волнуют до глубины души аплодисменты, ты не жаждешь вот этого слияния со зрителями, жизни и смерти на сцене ради одной песни. Когда я осознала это, мне было до смерти обидно, казалось, тебе не нужно то, что составляет мою жизнь. Тогда что же нужно?
Что тебе от меня нужно? Любовница я никудышная, слаба, как бабочка-однодневка, возьми в ладонь – и сломаешь крылья. Денег у меня давно нет, одни долги, и ты об этом прекрасно знаешь. Думаю, понимаешь и то, что ни заработать, ни создать какой-то запас я уже не успею. Я могу пытаться убедить всех, и прежде всего саму себя, что я еще выкарабкаюсь, смогу петь, смогу собирать полные залы. Но ты-то прекрасно понимаешь, что это не так. Я слышала, как ты прогонял репортеров: «Я вам кости переломаю! Не сметь писать в своих поганых газетенках о чужом несчастье! Я знаю, как Эдит себя чувствует! Прекрасно она себя чувствует!» И только я расслышала в твоем голосе то, что нужно услышать.
Тео, ты знаешь, что мне осталось недолго, что я уже мало что успею. Я сама виновата, но не о том речь.