Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)

книгу, смотря уже на знакомые иллюстрации, но только не на брата, который, возмущённо сопя носом, забрался ко мне на кровать и скрестил ноги. — Может, хочешь

какую-то другую книгу?

— Не-а, — супрямился Сэто и придвинулся ко мне ближе. — Никакую книгу не хочу. Это

скучно.

— Тогда зачем ты её принёс? — Вздёрнув брови, я всё же осмелился поглядеть на

брата. Тот выглядел расстроенным, обиженным, а у меня всё ещё слишком болела спина, чтобы забыть о том, почему я получал тычки и удары от отца. Он видел, как я целовал

брата, как бессовестно обнимал его, и ему казалось, что таким образом я откажусь от

своей запретной любви. И иногда становилось страшно, что он начнёт срывать свою

злость на моём милом младшем брате.

— Я хочу, чтобы ты побыл со мной. — Он едва не сорвался на крик, но я прижал ладонь

к его рту. Если отец смог бы увидеть нас рядом, то наверняка снова бы пришёл в

бешенство. — А ты только и делаешь, что зубришь свои дурацкие учебники.

— Они не дурацкие. — Щёлкнул я его по лбу и закрыл книгу. — Просто ты маленький.

Попроси маму купить тебе что-нибудь по возрасту.

— Нет-нет-нет. — Яростно замотал он головой из стороны в сторону, и я всё же обнял

его, прижимая к себе. — Ненавижу читать!

— Тш-ш. — Своими губами я осторожно коснулся его нежного лба, и Сэто притихнул, а

затем поднял на меня взгляд. — Завтра мы с мамой поедем за твоей школьной формой.

Может быть, ты увидишь что-то интересное.

Каждое слово отзывалось болью в теле — как и обычно, она пришла, когда адреналин

выветрился из крови, и теперь я чувствовал, как ноют кости, как болят мышцы, старался не глядеть на вспухающие на кистях багровые следы от пальцев, придающие

коже этот уродливый цвет. Цвет крови. Как же я ненавидел его. Брат проследил за

моим взглядом, и глаза его тут же наполнились ужасом, губы задрожали. И я был

уверен: ещё мгновение — и он разрыдается в голос, а потому я поспешил обнять

мальчишку, не давая ему смотреть на отметины от побоев. Его тело мелко, часто

содрогалось, пальцы больно впивались в плечи, ничуть не облегчая тем самым мою

судьбу, но в корне наоборот.

— Сэто, мне больно, — отчётливо произнёс я, пытаясь отцепить от себя брата, но он

впился в меня как клещ. — Ты делаешь мне больно.

— Я никогда не оставлю тебя, — подняв на меня блестящие от слёз глаза, клятвенно

сообщил мальчишка.

Но плечи мои он перестал истязать. Поглядев на него пару мгновений, я улыбнулся:

— И я тебя.

Глупо было рассчитывать на что-то подобное, это было по-детски. Но на то мы и были

детьми, чтобы верить в сказки, особенно сочинённые нами самими. Всю ночь эта

крохотная печка грела меня, то и дело крепко обнимая, прижимаясь к болящей спине

грудью. Под утро я весь взмок и пытался выбраться из почти что смертельного

захвата, но Сэто начинал хныкать, полз следом и вновь сгребал в объятия. Выспаться

при таких раскладах было просто невозможно, но мне каким-то чудом удалось немного

отдохнуть. В том смысле, что наутро под глазами не было чудовищных синяков, а я не

сворачивал себе челюсть зевками. Я с замиранием сердца лежал в темноте, вслушиваясь

в звуки дома, в отдалённое тиканье часов в гостиной, лишь бы услышать, понять, когда монстр покинет своё убежище. Эти великолепные предрассветные часы я любил

особенно нежно: отец к моему великому счастью выметался из дома на охоту за

оружием, а мать с братом ещё не просыпались, и я был полностью предоставлен самому

себе. С трудом вырвавшись из хватки брата, я торопливо оделся и фактически выбежал

из комнаты, прихватив с собой электронную книгу и украденный некоторое время назад

ключ от кабинета отца. Идти приходилось осторожно, чтобы ни одна половица не

скрипнула под ногой, даже задерживал время от времени дыхание. И у всех этих

предосторожностей была своя причина. Единственный компьютер стоял в кабинете

ненавистного чудовища, там же можно было подключиться к интернету. А в этой стране

чудес, как известно, водится много полезных ископаемых. Скользнув в кабинет и

прикрыв за собой дверь, я бегом обогнул стол и с ногами забрался в вертящееся

кожаное кресло. После нажатия кнопки включения системник ласково заворчал, экран

посветлел и вывел меню пользователей. «Пользователи» — громко сказано, ведь он

здесь был один. Ну, по крайней мере, именно так ему казалось.

Выдвинув ящик, я вытащил потрёпанный ежедневник отца. Толстая книжица в кожаном

переплёте грела пальцы и была приятной на ощупь, но всё равно вызывала во мне тень

отвращения: я знал, кому она принадлежит. Разномастные листочки торчали из неё, шелестели и будто перешёптывались на неизвестном мне языке. Некоторые записи на

них, в самом деле, были мне непонятны: закорючки и загогулины не походили ни на

один известный мне иероглиф. Да и на европейские языки тоже! Я полагал, что это

некий шифр, но никогда ещё не брался за него всерьёз. Тем более что в то время меня

интересовало совершенно другое. На каждый день ежедневника приходилось по несколько

записей: встречи, напоминания, короткие заметки, денежные расходы и доходы, номера, по которым следовало позвонить.