Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)

отправиться на кухню, надеясь, что отец не вернётся пораньше.

Я никогда не вдавался в подробности его работы (ещё чего не хватало!), но он вроде

бы владел своим небольшим бизнесом, по совместительству — фетишем. Оружие.

Огнестрельное, холодное, всех видов и возрастов, устаревшее и едва только вышедшее

с конвейера. Поэтому некоторые комнаты в доме имели даже устрашающий вид: на

стойках красовались мечи и кинжалы, под стеклом в витринах лежали револьверы и

пистолеты, рядом с ними в ровных шеренгах блестели патроны. Иногда мне казалось, что отец ждёт, что к нему завалится кто-то, к кому всё это придётся применить.

Порой хотелось, чтобы тогда его преследовали промахи и осечки, но человека

проклянёшь — сам в две ямы попадёшь. А потому все свои грубые помыслы я оставлял

при себе, не давая им толком сформироваться.

Стараясь не скрежетать зубами и не трястись от бессильной злости, я вяло возился на

кухне. Таковы уж были правила — встал первым, так изволь приготовить завтрак. И

если уж не всем, то хотя бы себе, чтобы остальных не задерживать и не мучить. Я

предпочитал не нарываться на лишние скандалы, а потому без препирательств готовил

всем. Достав из морозилки рыбу и положив её в раковину под воду размораживаться, я

начал возиться с рисом. Это всё успокаивало и приносило каплю желанного

умиротворения, вводило в какой-то транс: тщательно промыть под ледяной водой рис, выкинуть шелуху, ещё раз промыть и долго, монотонно помешивать его в кастрюле, пока

он отваривается. Меньше всего в процедуре приготовления мне нравилось создание пюре

из авокадо и прочей дряни для начинки, но раз уж это было частью «обряда», то

ничего не поделаешь. Пусть я сам предпочитал по-быстрому съесть яичницу или

бутерброд, но позже всех я просыпался редко. Когда же с приготовлениями онигири и

рыбы было покончено, я выдохнул с облегчением и, украв немного еды себе на тарелку, убрёл в комнату. Раз мать сказала, что сегодня нужно куда-то ехать, то она придёт

как можно раньше с надеждой распихать меня и вытащить из скорлупы. А тут брат так

невовремя. Поглядев на сладко спящего Сэто, я мог только с завистью вздохнуть и

приняться за завтрак, пожелав самому себе приятного аппетита — хорошо ему спать и в

ус не дуть.

На дорогах, как и обычно, были пробки, и путешествие за школьной формой младшего

брата затягивалось, превращаясь в самый настоящий ад. Сэто ныл и хныкал на соседнем

сидении, изводясь, изводя меня и всячески дразня людей в соседних машинах. Благо, японцы — отходчивый и приличный народ, привыкший закрывать глаза на глупости детей.

А я был готов взорваться от бешенства. Спасал только хорошо поставленный женский

голос в наушниках, на французском языке вещавший упражнение на произношение. Я

беззвучно шевелил губами, повторяя за ней и силясь отвлечься от головной боли, возникшей из-за очередной глупой болтовни младшего.

— Арти, ну поиграй со мной! — наконец взвыл мне в самое ухо мальчишка, выдернув

наушник и принявшись мотать туда-сюда за плечи. — Мне скучно!

Терпение моё кончилось в тот момент, когда он слишком сильно пихнул меня в плечо и

голова моя встретилась со стеклом.

— Мам, заткни его! — крикнул я, потирая шишку и пытаясь вернуться к упражнению, но

куда там: только добившись от меня хоть одного звука, Сэто радостно запрыгал на

месте и, схватив меня за руку, принялся без умолку трещать о том, как отлично мы

проведём время в городе. Возле желудка точно гремучая змея свернулась, по крайней

мере, дрожь была очень характерной и напоминала именно её. Последние силы ушли на

то, чтобы не развернуться и не дать брату по челюсти, хотя так хотелось. В конце

концов, он недавно жаловался, что у него шатается молочный зуб.

— Сибуя? Мам, ты серьёзно? — я вздохнул, вылезая из машины и поправляя небольшую

сумку на плече. Сэто хвостиком последовал за мной, крепко уцепившись за локоть, что

уже беспощадно болел. — Здесь же толком ничего не найти. И народа — тьма.

— Не ной, — отрезала женщина, протягивая мне руку. — Идём. Сейчас быстро возьмём

форму, заскочим за продуктами — и домой.

Отвернувшись от руки матери, я всунул в её пальцы кисть брата и мрачно зашагал

вперёд, стараясь увернуться от всех прохожих, что сновали здесь вплотную друг к

другу. Точно огромный муравейник, Токио с утра пораньше уже гудел и жил полной

жизнью, не уставая поражать яркостью собственных красок и, конечно же, выдержкой.

Откуда здесь бралось столько людей и как они тут помещались, я не желал знать, хотя

риторическими вопросами задаваться не переставал. «Конечно, — бурчал я, уворачиваясь от очередного спешащего куда-то человека. — Быстро. Как же!». По всем

правилам в выходные в это время все должны отсыпаться, но надежды мои не

оправдались сразу после выхода из дома. Машины сновали по улицам, тарахтя и воняя

бензином, люди переговаривались и создавали такую какофонию, что складывалось

впечатление, будто попал в огромный улей. Возможно, именно так всё и было. Но идти

в такое время с таким потоком в какой-либо магазин в районе Сибуя — сумасшествие.

Сэто говорил слишком громко, почти кричал, пытаясь перекрыть шум вокруг, мать едва