секунду мне почудилось, что лицо её стало серым, как пепел, исказилось, но иллюзия
исчезла так же быстро, как и появилась. Сердце испуганно колотилось где-то в
пятках, не желая возвращаться оттуда, и я его отчего-то понимал и ничуть не укорял
за столь трусливое поведение.
— Вот, — быстро пробормотал парень, укладывая футляр со скрипкой и смычком на
прилавок. Я невольно приподнялся на цыпочки, глядя на красавицу, что мягко
поблёскивала так близко. — Здесь ель, — не прикасаясь, но обведя пальцами верхнюю
деку, произнёс он. — Низ и обечайки из клёна. Гриф — чёрное дерево.
Затем он продемонстрировал футляр, смычок, канифоль и мостик. Я чувствовал, как с
каждым мгновением сердце бьётся всё тише, опускаясь ниже и ниже. Мне хотелось
прикоснуться к этому инструменту хотя бы на минуту, хоть на краткое мгновение, услышать его томный гулкий звук. Поглядев на меня, мать едва заметно улыбнулась и, кивнув молодому человеку, достала из небольшой сумочки на поясе кошелёк. Стыд жёг
щёки самой настоящей крапивой, ладони взмокли, и я не мог выдавить из себя ни
одного звука, хотя благодарность и восторг уже переполняли. Когда же мать протянула
мне футляр, я мог только обнять этот дар и прижать к груди, и тут же опустил
голову, не зная, что и сказать. Сэто глядел теперь на чёрный чехол с ревностью и
обидой, ведь его-то самого я редко позволял себе так обнять.
— Спасибо, — только и пробормотал я, осмелившись всё же поднять взгляд на мать. Она
подмигнула и кивнула на выход.
— Может, стоит тебя тогда записать в музыкальную школу? — уже в машине
поинтересовалась она, дожидаясь, пока мы пристегнёмся, а затем заставила машину
плавно тронуться с места.
— Не думаю, что у меня будет время ещё и на это, — тихо ответил я, а затем
неожиданно выпрямился: — А можно?
— Конечно же можно, — рассмеялась она, глянув на меня в зеркало заднего вида.
— Хочешь, поищу с тобой вместе школу?
— А как иначе? — несмотря на своё парящее состояние, я не попался на уловку и
вскинул брови, глядя на мать как можно более честным взглядом.
Впрочем, на вопрос мой она не ответила: стоящий на платформе телефон заиграл, запел, на экране высветилась фотография светловолосого усатого мужчины. Я тут же
оживился, но скрипку из рук не выпустил. Проведя пальцем по экрану телефона и
включив громкую связь, женщина отозвалась:
— Жан, дорогой, здравствуй.
— Андреа, девочка моя, bonjour! — радостно гавкнула трубка, затем звучно
расхохоталась, и у меня по лицу расползлась улыбка. — Как ты поживаешь, ненаглядная? Как твои мелкие?
— Сейчас подключу камеру, сам на них посмотри, — благодушно улыбнулась та и немедля
привела свои слова в исполнение.
Вскоре на экране замелькала усатая физиономия, которая при виде нас расплылась в
ещё более широкой лыбе.
— Привет, Жан, — высунулся я из-за сидения, но Сэто едва не залез мне на голову, принимаясь тараторить о том, как он соскучился, как «великолепно» мы провели день.
Послушав его трепотню некоторое время, Жан задумчиво покивал, не переставая
улыбаться, а затем слегка отодвинул от себя телефон, и я сразу узнал позади него
алую верхотуру Токийской башни:
— Ты решил к нам заехать? — спихнув со своей головы брата, поинтересовался я, и
мать, до того внимательно следившая за дорогой, перевела взгляд на телефон.
— Да, так что ждите меня часам к шести вечера. Я привёз вам кучу сувениров из
Франции, — самодовольно заметил мужчина, и, кажется, пушистые его усы лишь больше
встопорщились. — Прикупить чего-нибудь к столу?
— Леденцов! — радостно заверещал мал й, едва не оглушив меня, и я предпочёл
оо
отползти на дальний край сидения и заткнуть уши наушниками.
Появление дяди Жана у нас в гостях всегда было лучшим, что могло со мной произойти.
Он был единокровным братом моего отца, однако совершенно не походил на него, наоборот, они отличались, как луна и черепаха: Рафаэль — мрачный, поджарый и
совершенно лишённый чувства юмора и чего-либо светлого, а Жан — его полная
противоположность — улыбчивый, смешливый, несколько тучный холостяк с пышными усами
и волосами соломенного цвета. Он вечно путешествовал с места на место, мог внезапно
осесть в незнакомой стране, прожить там несколько лет, а затем сорваться и поехать
дальше. У нас он был редким, но желанным гостем. По крайней мере, я всегда его ждал
и готов был расцеловать даже за то, что он просто зайдёт на пару минут обменяться
новостями. Хотя бы потому, что после его визита в доме ещё долго было тепло, спокойно, и даже отец иногда начинал улыбаться, напоминая собой человека, а не
урода. Но, помимо прочего, Жан привозил мне книги. Старые и не так давно
написанные, на других языках, поощряя меня изучать их, копаться в новом, и за это я
был ему благодарен от всего сердца.
Вечером в доме был самый настоящий гам. Сэто носился туда-сюда, размахивая пультом
управления вертолётика, который ему привёз Жан. Мать пыталась уследить, чтобы тот
не разбил ни одну витрину, да и посуду не побил. Отец и Жан жарко спорили о чём-то