Когда у человека есть мечта — его ничто не остановит, ничто не помешает ему в
достижении цели. И у меня была такая мечта. Убраться как можно дальше из этого
ледяного дома, из этой страны правил и традиций, забыть обо всём, что было здесь. Я
тратил по восемнадцать часов в сутки на языки и школу. Голова пухла, глаза болели, очки давили на переносицу и уши, но это казалось таким на удивление маловажным.
Бывало, что сил не оставалось, я садился в углу собственной комнаты и плакал
навзрыд, не находя в себе хоть что-то, хоть самый тусклый отблеск надежды, что
могло бы заставить меня встать и заняться своими делами, своей целью. Это были
худшие дни из всех возможных. Мне хотелось тепла, и я забирался в ванну, торчал там
несколько часов. И всё повторялось: приходил отец, давал мне взбучку, я вновь
наполнялся ненавистью и садился за занятия. Когда-то мне казалось, что я могу
задобрить его своими успехами в школе, но ничего, кроме кривого и нелюбезного
оскала на его лице, не видел.
И именно поэтому я сейчас сидел за его компьютером, листал его ежедневник, вылавливая среди строк искомое. Мой отец всегда отличался почти параноидальной
осторожностью, но вместе с тем в нём не было ни капли оригинальности и вдохновения.
Более того, его решение записывать пароль в ежедневник характеризовало его не как
самого умного человека. Впрочем, возможно, он просто не рассчитывал, что кто-то
вроде меня будет рыться в его вещах и, более того, найдёт правильный подход. За
датой следовали места, за местами — расходы, за расходами — телефоны… в общем, вереница последовательностей была достаточно длинной, чтобы утомить и надоесть. Но, уже в который раз проделывая эту операцию, я начинал постепенно привыкать, делать
скорее уже автоматически, чем осознанно. Складывать цифры, значения букв, выставлять их друг за другом было несложно, но отнимало приличное количество
времени. По крайней мере тогда, когда ты вынужден следить за каждой секундой, ценить каждую щепотку времени и с ужасом ждать, когда же дом наполнится звуками, когда остатки семьи начнут просыпаться. Наконец, введя пароль, я со вздохом
расслабился в кресле: экран загрузки бодро поприветствовал меня. «Хоть где-то мне
рады, — мрачно посмеялся я, сразу загружая браузер. А пока компьютер обрабатывал
запрос, я подключил к нему собственную электронную книгу. Железяка натужно и
возмущённо пикнула, явно не привыкшая к тому, что её со сна так безжалостно мучают.
— Давай же, давай. Не хватало ещё ему с яростным писком начать перезагружаться!
Если только мать это услышит, я не успею сбежать и замести за собой следы до того, как она явится проверять, кто измывается над компьютером».
Вскоре я уже беспрепятственно шерстил просторы интернета, изо всех сил сдерживая
порыв забраться в «историю браузера» и продемонстрировать чистоту собственного отца
его наивной жене. Но, предполагая, что меня скорее стошнит, чем я буду морально
удовлетворён, я не делал глупостей и лишь изредка подчищал за собой историю, старательно не смотря ниже собственных адресов. Как оказалось, найти в куче
рекламы, спама, вылезающих баннеров что-то, более-менее подходящее мне, было
совершенно непросто. Представляя, какое количество вирусов ползает сейчас по этому
самому компьютеру, я даже боялся за собственную «читалку», однако злость пересилила
страх. Вскоре несколько учебников французского лениво переползли на мою электронку, и я поспешил выдернуть провод, не обращая внимания на возмущённое пиликанье
компьютера. «Небезопасное отключение, ага, как же, — бормотал про себя я, вычищая
историю и загрузки, а затем отключил компьютер. — Как будто подключение к этой
груде железа может быть полезным». Впрочем, мой негатив вернулся ко мне через пару
секунд: вставая из-за стола, я зацепился ногой за один из проводов и полетел на
пол. Главное было не заорать в голос от боли и обиды, полежать пару мгновений, прислушиваясь к звукам в доме. Когда через несколько минут не раздалось быстрых
лёгких шагов, я со спокойным вздохом поднялся на ноги и мстительно пнул системник, а затем покинул кабинет, осторожно закрыв за собой двери, повернув ключ до щелчка и
вытащив его.
Вражда с электроникой у меня была почти что врождённой. Она меня не слушалась, фактически «горела» под руками, а я её просто недолюбливал, хотя причин для того и
не было. Удобные вещи, да и только. Правда, капризные и требовательные настолько, что проще было завести себе голубя для обмена письмами. Вернувшись в комнату и
обнаружив, что брат до сих пор спит, я немного успокоился и выдохнул. На кистях всё
ещё багровели синяки от пальцев отца, о спине я и вовсе старался не думать, пока
переодевался и расчёсывал собственные волосы. Спадающие ниже плеч, светлые, как и у
матери с братом, они часто становились причиной скандалов в школе. И хотя за
обучение отдавались бешеные деньги, но почему-то все считали своим долгом напомнить
мне о том, что молодому человеку не подобает носить длинные волосы. Когда же
жилетка скользнула поверх рубашки, согревая болящее тело, оставалось только