Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)

«переболел». — Мне нравятся твои мысли, — он на пару мгновений повернул ко мне

голову, усмехнулся и вернулся к своим инструментам. — Да, я уже давно отказался от

такой глупости, как месть. По крайней мере, в том её смысле, что подразумеваешь ты

— мне не нужна смерть Акио. Ни одного из них. Так сложилось, что твоя мать стала

кем-то вроде нас, но по доброй воле. У-ух, как дрожала ткань миров, когда

прокатился скандал из-за этого инцидента. А ведь виной всему сладкая любовь с

первого взгляда. — На этом я как можно более саркастично фыркнул, не представляя, кем надо быть, чтобы полюбить Рафаэля. — Смейся-смейся. И вот, у наследницы рода

Акио рождаешься ты. Как думаешь, что твоя мать сделала?

— А зачем ей что-либо было делать? Если она изгнанница, значит, и дети, рождённые в

ссылке, будут такими же. Без права наследия, бла-бла-бла. — Эта игра мне начинала

надоедать, но я терпел из последних сил.

— Тут ты прав, многие политики нашего мира уже бы аплодировали тебе стоя, но есть

маленький нюанс. Твой дед никогда особо согласен с этим не был. Ещё бы! Он

рассчитывал получить такого наследника. Но Андреа бы скорее убила ребёнка

собственными руками, чем позволила ему вырасти в подобных условиях. И что же? Пуф, запечатывает все его силы и убирает в долгий ящик. Так ведь будет безопаснее? Пока

он сам не разломает замок. Или… — Тори обернулся ко мне и осклабился во всё своё

лицо, затем наступал плавно, едва ли не вальсируя. Когда остриё ножа замерло у моей

груди, он продолжил. — Или пока кто-нибудь слегка не поможет тебе. Увы и ах, сам я

это сделать не смогу: не моя компетенция, да и я не особо близок к тебе. Но я могу

подыскать тебе помощника. И, если я правильно понимаю Акиру, я даже знаю, кого

конкретно мне надо искать, что, несомненно, облегчает мою работу. Сейчас будет

немного больно.

При последнем предложении я представлял что-то вроде внутримышечного укола. Но

когда короткое лезвие впилось в мою грудь — перед глазами вновь начал меркнуть свет

и воздуха не хватало категорически. Настолько не хватало, что я не мог ни

застонать, ни пискнуть от боли.

— Н-да, — уже как-то глухо раздался голос Тори, — проблематично. Возможно, не то

место?

Он рванул нож на себя — горячая кровь тут же нашла выход и полилась ручьём вниз — я

же дал себе волю и заорал, впиваясь пальцами в цепи над собой. Мужчина ходил вокруг

меня, бормоча себе под нос что-то нелицеприятное, пока не замер у меня за спиной.

— Хм, как же я сразу не догадался? — пробормотал он, и я ощутил как холодная ладонь

коснулась сначала одной лопатки, потом другой. — Ну конечно!

Тори вернулся к своему столику, вновь принимаясь греметь инструментами. А кровь всё

утекала, с каждой минутой, голова кружилась, во рту пересохло и даже боль не

казалась тем, за что можно уцепиться, вытащить блекнущее сознание из омута. Пока

ещё два ледяных лезвия не ворвались в моё тело под лопатки, разрывая мышцы и

сухожилия. «Сыграть бы ещё хоть раз на скрипке после этого», — пронеслась

отдалённая мысль у меня в голове.

— Когда я умру, — просипел я, сплюнув кровь, — буду приходить к тебе каждую ночь и

укоризненно смотреть.

— Всего лишь?

— Могу ещё ноги тебе раскрывать, чтоб ты, скотина, мучился.

Тори громогласно расхохотался, и голос его отразился от стен, ударяя по слуху, причиняя лишь большую муку. А затем он вдруг заговорил, но я не мог разобрать, что

за слова срываются в полумглу. Мощный «речитатив» становился то плавным, глубоким, спокойным, то резким, словно бы лающим, но одно я понимал точно. Сейчас мужчина

зовёт кого-то. В подвале стало лишь холоднее, но мне показалось, что это моё почти

обескровленное тело отказывается повиноваться. Из последних сил я открывал глаза, заставлял смотреть перед собой, хотя они то и дело закатывались. Тори умолк. Но

вместо этого подвал наполнился иными звуками, если их так можно назвать. Словно

разом порвались сотни туго натянутых струн, взвыли ветра всех пустынь, разбились

волны о скалистые уступы, а затем — крики. Одни только эти визги были способны

разорвать на куски, и я не хотел знать, кто способен так страшно и бесчеловечно

выть. Тьма становилась гуще, её можно было резать ножом, но она и сама вдруг

раскрылась мне навстречу, распахивая врата в Пустоту. Как неумолимо сладок был её

опасный зов! Остатки моей крови готовы были загореться прямо в жилах от этого

приглашения. Светлый морок шагнул мне навстречу, ледяной, подвижный, стремительный, в одно мгновение оказался рядом со мной, обжигая своей нестерпимой стужей. Я готов

был поклясться, что моего лица коснулись ладони, хотя Тори стоял чуть поодаль, с

научным интересом наблюдая происходящее.

— Чего же ты ждёшь? Он твой. Ты же не хочешь, чтобы он умер? — мужчина ухмыльнулся, а я всё не мог понять, к кому он обращается.

Холод пробирался к самому сердцу, а я жадно хватал ртом воздух, но его не хватало, тело колотила дрожь. Силуэт скользнул около меня, и я ощутил, как лезвия покидают

моё тело — бережно, осторожно, даже ласково. И вновь едва ощутимые ладони коснулись

моей кожи совсем рядом с ранами. В полубреду я слышал, как тихо посмеивается Тори,