— Что ты здесь забыл? — по слогам, не скрывая собственного пренебрежения, спросила
женщина.
— Проходил поблизости, надо же кому-то было её подавить, — и глазом не моргнув, соврал Сато, хотя и старался держать от вошедшей дистанцию.
— Господин об этом узнает, — спокойно бросила она, но гневно сощурилась. — Ты не
имеешь права приближаться к таким. И тебя ловят уже в седьмой раз. — Тэтсуо
скривился, отвёл взгляд, я же молчал, затаив дыхание, пока она не глянула на меня.
Клянусь, если бы не выдержка, я бы отвернулся и сбежал через стену, лишь бы не
видеть её взгляда. — Ты не знаешь, во что вмешиваешься, сопляк. Держись от этого
безымянного подальше.
— Бегу и спотыкаюсь, — невольно огрызнулся я, не понимая, что лучше всего мне
сейчас заткнуться. Совсем. Сделать вид, что меня здесь нет, и позволить женщине
доделать то, зачем она сюда явилась. Она развернулась ко мне всем корпусом, и, если
бы до того я не поглотил безумное количество сил, ни за что бы не почувствовал
подвох. И лишь поэтому увернулся от мелькнувшей тени. — Какие мы нежные. Не
привыкли слышать отказ?
— Я убью тебя, — сдержанно оповестила она. Таким тоном, будто просила передать
сахарницу с другого конца стола. — Если ты сейчас же не заткнёшься, я убью тебя.
— Артемис, — голос Тэтсуо раздался рядом слишком неожиданно, а я смотрел на
медведицу в людском обличие, как мышь на змею, не смея шевелиться, — идём.
Я дёрнул плечом, скривил губы, но всё же кивнул и торопливо обогнул женщину. Хана
на диване выла ещё хуже прежнего, но я будто того не слышал. Всего пару секунд
назад я столкнулся с кем-то, кто принадлежал иному миру. Не знаю, чего я ожидал, но
точно не такого. Угрожать убить меня может и отец точно таким же тоном. И я был, пожалуй, обижен, что всё оказалось так. Так же, как и здесь.
Раздосадованный, я опустился на крыльцо дома, закурил, глядя перед собой. Тэтсуо
уместился рядом и, кажется, дрожал. Не уверен, был то страх или ненависть, однако
же дрожь была весьма и весьма крупной. Вопли в доме стали совершенно
нечеловеческими и неразборчивыми, но, похоже, никто кроме нас их не слышал. Все
случайные прохожие не замечали нас, неторопливо проходя мимо, даже не поднимая
взгляды на прекрасный дом. Даже фонтан не делал всё это лучше.
Когда же всё утихло, я поднялся на ноги и, не слушая Тэтсуо, зашёл внутрь. Тени
лежали на своих местах, телевизор вещал новости на средней громкости. Чашечки с
остатками кофе оставались всё на тех же местах, журнал глянцево блестел. Пройдя в
кухню, я рассеянно глянул на надрывно свистящий чайник и осторожно, прикрыв пальцы
рукавом рубашки, выключил огонь. На соседней конфорке остался слой сбежавшего и
подгоревшего кофе, пустая турка. В голове не укладывалось.
— Слушай, — негромко пробормотал я, зная, что Тэтсуо стоит чуть позади и всё
прекрасно слышит, — а где её мать?
— Мать? — в голосе мужчины послышалось недоумение, словно он прежде никогда не знал
такого слова. И даже не подозревал, какое может быть у него значение.
Я вздохнул, а затем вышел из кухни и принялся обследовать дом. В ванной тихо
шуршала и заканчивала свою работу стиральная машинка, уставленная шампунями, гелями
и всем тем, что женщины так безумно любят ставить на свою помощницу. Кладовка по
большей части пустовала, но спрятаться там никто бы толком не смог. Лестница с
высокими ступенями казалась мне отличным пыточным средством, а по совместительству
превосходным будильником и отрезвителем.
Наверху было всего две двери, узкий коридор страшно нервировал, равно как и его
почти полная бесполезность. Одна дверь оказалась приоткрыта, и я зашёл туда, ведомый непонятным любопытством. Светлая воздушная комната была небольшой, но
весьма уютной. Свободного места здесь, считай, не наблюдалось: ровно столько, чтобы
пройти от одного предмета к другому. Односпальная кровать, гардероб, зеркало, компьютерный стол и широкий подоконник с подушками. Никаких красивостей, излишеств, и я даже не сразу понял, что совершенно не вписывается в эту почти что утопичную
картину. Женщина лежала на постели и словно бы мирно спала прямо в одежде: строгие
классические брюки, белоснежная блузка и голубой лёгкий шарф. В одной её руке был
зажат телефон. Я как идиот пялился на её лицо, пытаясь понять, что вообще могло
произойти. Губы её, подбородок, щёки и шея были покрыты крупными отвратительными
волдырями, точно её пытались частично сварить. Красная кожа местами полопалась, будто помидор, который слишком сильно сжали. Не помня себя, я бросился к ней, стал
проверять пульс, и к собственному облегчению почувствовал его — слабый, едва
ощутимый. И прежде, чем Тэтсуо успел меня остановить, уже вызывал скорую.
Объяснить, каким образом я оказался в этом доме, было несколько проблематично, но я
брякнул, что я знакомый с работы этой женщины и решил заглянуть в гости. Не уверен, что мне поверили, но адрес записали и сказали, что скоро всё будет. Сато смотрел на
меня, как на умалишённого.
— Ты сбрендил, Акио? — прошипел он, хватая меня за воротник рубашки и как следует
встряхивая. — Сейчас же уходим.