Эффект бабочки, Цикл: Охотник (СИ)

мог, что от его придушивания опять темно в глазах. Он не дрожал над моим телом, боясь сломать, не охал над чересчур чувствительной кожей, не жалел, зная, что я

готов кончать от подобного снова и снова. Пожалуй, окажись у Сато под рукой

раскуренная сигарета, он бы обязательно её об меня затушил. Тянущее медленное

удовольствие расходилось внутри от его сильных размеренных движений. Мужчина

двигался ритмично, и я был абсолютно доволен тем, что он делает с моей задницей: как до боли отводит ягодицу в сторону, прижимаясь пахом и яйцами, заставляя меня

каждый раз шумно втягивать воздух — натягивал до предела, отчего мука сплеталась с

наслаждением, лишая каких-либо сил для сопротивления. Хотелось бы избежать

анатомических подробностей, но когда он надавливал на простату, я едва ли не бился

в экстазе. Бился бы, но положение было, скажем, затруднительным.

А затем он вновь схватил меня за шею, точно внезапно вспомнившаяся злость вскипела

в нём. Кажется, я кончил тогда, но не помнил точно. У Тэтсуо это получалось как-то

особенно зверски и не слишком болезненно одновременно. Ощущения в эти мгновения

обострялись особенно, и я прекрасно чувствовал, как его член, горячий влажный от

смазки, двигается внутри. Бёдра мои дрожали от боли и удовольствия разом, колени

противно ныли, напоминая о том, что их, вообще-то ушибли. Руки я уже не чувствовал

совершенно, как и спину — её свело судорогой. И чёрт бы с ними!

— Я переложу тебя, — спокойно сообщил он, отодвигаясь и отпуская меня.

Не знаю, от чего именно я закричал в этот момент: от возмущения, что он вынул свою

плоть, от боли, которая скрутила меня, заставляя рухнуть на постель, или же от

облегчения. Нет, Сато и не думал меня развязывать, хотя я не мог и пальцем

шевельнуть, он, в самом деле, поднял меня и уложил. На спину, сын дворовой собаки!

Я распахнул глаза, задохнувшись собравшимся вырваться воплем. Мужчина улыбался

спокойно и прохладно, слегка изогнув бровь. Мне хотелось сказать всё, что я думаю

по этому поводу, но не было сил даже пискнуть лишний раз. Пытался надышаться впрок, и всё ещё был до безумия доволен. За языком в горле чесалось. Такое часто

случается, когда ты болеешь ангиной, кашлем срывая всё нёбо, а затем оно начает

заживать. Это подсуетился дух. Надо сказать, мне было любопытно, имеет ли он

возможность уйти куда-то прогуляться? Или всё время торчит рядом со мной? А если

торчит, то на какой дистанции? И чувствует ли всё то, что чувствую я? Задаваться

какими-либо вопросами во время секса — гиблое дело. Мигом перестаёшь улавливать, что происходит, и пропускаешь что-нибудь. У меня, по крайней мере, так. Сато

приподнял мои бёдра, фактически заставляя опираться на одни только лопатки. Я уже

не чувствовал боли, зато удовольствие кололо со всех сторон, заставляя меня

улыбаться. Поглядев на медлящего Тэтсуо, я повёл бёдрами, недовольно сморщившись:

— Не заставляй меня умолять.

Он осклабился, однако же, просьбе последовал. Проникновение в этот раз прошло куда

легче и принесло чуть больше удовольствия. Я закусил губу, не сдержал стона и

подался ему навстречу, пытаясь упиться наслаждением. В этом, пожалуй, была моя

проблема. Обычно меня за уши не затащишь в постель, как ни приманивай и как ни

соблазняй, но если мне вдруг снесло крышу — пиши пропало. Теперь, когда все

мыслимые и немыслимые границы боли и приличия были пройдены, я уже не думал о том, что ж это за кость хрустит, и как я буду себя чувствовать, когда дух это будет

исправлять. Я остервенело подавался ему навстречу, выгибаясь так, как не мог бы от

себя ожидать. Сато великолепно знал, как себя со мной вести, хотя, может, ему

просто повезло. Он двигался резко, крепко стискивая мои бёдра и загоняя свою плоть

в меня даже яростно. Его предоргазменная лихорадка длилась недолго, и он

отодвинулся, вытащив из меня свою плоть, а затем заработал рукой, кончая мне на

живот. Я же был как будто под наркотиками: ничего не понимал, часто и мелко дышал, содрогаясь всем телом. Губы и язык покалывало, во рту царила сухость, а сердце

колотилось совершенно заполошно. Это потом уже, когда он распутал мои руки и

отшвырнул рубашку прочь, я смог насладиться финалом этого действа. Сато сам

склонился, раздвинув мне ноги, а затем обхватив колом стоящий член губами. После

всего ощущение было блеклым и даже необязательным. Пожалуй, я бы скорее кончил, если бы мне, положим, сломали парочку рёбер. Однако же я не был уверен в том, что

они до сих пор целы.

Повалившись на кровать, я мог только приглушённо застонать и закрыть глаза.

Кажется, даже дышать было невыносимо. Тэтсуо что-то говорил, вытирая руки влажной

салфеткой, затем обтирал меня, но я не мог и слово выдавить или разобрать. Нет, это

не изумительный секс довёл меня до такого. Я чувствовал себя мешком с переломанными

костями. И мне нравилось. Дикое ощущение, безумное. Но я знал, что немного приду в

себя и скоро прибегу к нему за повтором. Просто чтобы ещё раз ощутить его горячие

пальцы на собственной шее.

— Сейчас будет неприятно, — хрипло оповестил я Сато, а после медленно открыл глаза.

— Давай.