Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

В своей работе Якобсон неуклонно, с решимостью и любовью, шел к обретению индивидуального голоса, интуитивно связывая свою работу с императивами модернизма, которые в это время все сильнее проявлялись в танце на Западе. В течение трех десятилетий он своей хореографией испытывал границы допустимого внутри советской системы, а теперь наконец прорвался на следующий уровень, став во главе организационной структуры – балетной труппы. Советские власти жестоко поиздевались над Якобсоном, прежде чем наконец дать ему свою труппу. В течение следующих пяти лет преследования продолжались, но теперь они маскировались под множащиеся правила и ограничения в отношении того, что ему дозволялось или не дозволялось делать со своей труппой. Но он добился того, что до него в СССР не пытался сделать ни один танцевальный художник. Якобсон говорил, что, хотя его обвиняли в «непризнании» классического танца, в «его изгнании», он «не изгонял классический танец, я ставил его на свойственное ему место – такое, где он должен находиться»[295]. «Этот принцип я и взял в основу созданной мной программы»[296], – объяснял он причину разделения программы «Хореографических миниатюр» на отдельные разделы, каждый из которых был посвящен определенным стилям балета – от романтических и классических па-де-де, небольших русских жанровых балетов до миниатюр по мотивам скульптур Родена. Его целью было создать пятьдесят миниатюр, которые затем можно было бы объединить в семьдесят различных программ[297].

Одним из видных деятелей, в самом начале выразивших желание увидеть исполнение «Хореографических миниатюр», был Сол Юрок, который в очередной раз оказался в СССР в поисках трупп для отправки в Соединенные Штаты. Но чиновники вмешались вновь:

Опередив Юрока, тут же набежали разного рода проверяющие, чтобы указать, что можно и что нельзя показывать. Запретили «Лебедя». Из «Родена» разрешили показать только три первых скульптуры, но не «голыми», как они заявили, а в юбках. Л. В. не спорил, кивал, со всем соглашался. А потом взял и показал абсолютно все. И сошло. Другое дело, что поехать в Америку коллективу все равно не позволили [Якобсон И. 2010: 17].

Поклонник Якобсона из Новосибирска, который весной 1973 года привез его и его труппу в новосибирский Академгородок для показа «Свадебного кортежа», сразу понял значение проекта Якобсона. Он также понял, что быть художественным руководителем «Хореографических миниатюр» сравнимо с руководством частной балетной труппой, притом что прежде в Советском Союзе никто не решался на это:

Для многих людей это было похоже на прилив новой энергии: понимание того, что значит свобода, что значит иметь свободу внутри человека. Что значит быть действительно независимым, продолжать работать и помнить о своей самооценке и своем достоинстве. Леонид Якобсон продемонстрировал это. Психологически это было прекрасное послание людям в бывшем Советском Союзе: «Что значит человеческая жизнь? Можно ли существовать в обществе без идеологических приоритетов?» Это было очень сильное послание: прекрасно просто быть человеком, помнить о своей внутренней свободе, сохранить свое видение того, что значит жизнь.

Не нужно трогать бюрократию, не нужно играть в игры с бюрократией. Вы должны быть очень сильны. Необязательно садиться в тюрьму, чтобы бороться за свои права, но иногда нужно демонстрировать их. Быть мягким, но при этом быть сильным. И он нашел очень хороший баланс, потому что в конце концов он донес до нас эти смыслы[298].