Эго и архетип

Жизнь моя остановилась… Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидал, что впереди ничего нет, кроме погибели… Жизнь мне опостылела — какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от нее… Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни. Мысль эта была так соблазнительна, что я должен был употреблять против себя хитрости, чтобы не привести ее слишком поспешно в исполнение…

И вот тогда я, счастливый человек… перестал ходить с ружьем на охоту, чтобы не соблазниться слишком легким способом избавления себя от жизни… И это сделалось со мной в то время, когда со всех сторон было у меня то, что считается совершенным счастьем… У меня была добрая, любящая и любимая жена, хорошие дети, большое имение… Я был уважаем близкими и знакомыми, больше чем когда-нибудь прежде, был восхваляем чужими и мог считать, что я имею известность, без особенного самообольщения. При этом я не только не был телесно или духовно нездоров, но, напротив, пользовался силой и духовной, и телесной, какую я редко встречал в своих сверстниках…

Душевное состояние это выражалось для меня так: жизнь моя есть какая-то кем-то сыгранная надо мной глупая и злая шутка… Невольно мне представлялось, что там где-то есть кто-то, который теперь потешается, глядя на меня, как я целые 30–40 лет жил, жил учась, развиваясь, возрастая телом и духом, и как я теперь… дойдя до той вершины жизни, с которой открывается вся она, — как я дурак дураком стою на этой вершине, ясно понимая, что ничего в жизни и нет, и не было, и не будет. А ему смешно…

Как может человек не видеть этого и жить — вот что удивительно! Можно жить только, покуда пьян жизнью; а как протрезвишься, то нельзя не видеть, что все это — только обман, и глупый обман! Вот именно, что ничего даже нет смешного и остроумного, а просто — жестоко и глупо[46].

Это замечательный пример острого приступа отчуждения. Поставленные Толстым вопросы лежат в основе каждой формы невроза, развивающегося в зрелые годы. Поэтому Юнг справедливо говорит, что никогда не видел пациента в возрасте старше тридцати пяти лет, который излечился бы, не найдя религиозного отношения к жизни[47].

С психологической точки зрения основу религиозного отношения составляет переживание нуминозности[48], то есть Самости. Но эго не способно переживать Самость как нечто отдельное, пока оно находится в состоянии бессознательного отождествления с Самостью. Этим объясняется необходимость опыта отчуждения как предпосылки для религиозного переживания. Для того чтобы воспринимать Самость как нечто иное, эго должно сначала освободиться от отождествленности с Самостью. Человек не способен воспринимать существование Бога, пока находится в состоянии бессознательной идентификации с Ним. Но процесс разделения эго и Самости вызывает отчуждение, поскольку утрата отождествления эго с Самостью также приводит к нарушению оси эго — Самость. Этим объясняется наступление «темной ночи души», которое предшествует нуминозному переживанию.

Джеймс упоминает еще один случай отчуждения, описанный Джоном Баньяном: