Поскольку Единый не содержит различий, он всегда присутствует, и мы существуем для него, когда освобождаемся от различий. Единый не стремится к нам, чтобы двигаться вокруг нас; мы стремимся к нему, чтобы двигаться вокруг него. В действительности мы всегда движемся вокруг него, но мы не всегда бросаем взгляд на него. Мы подобны певцам хора, которые расположились вокруг дирижера и позволяют слушателям отвлекать их внимание от него. Если бы они обратили внимание на дирижера, тогда они пели бы так, как они должны петь, и действительно находились бы с ним в согласии. Мы всегда находимся рядом с Единым. Если бы это было не так, мы распались бы на части и прекратили бы свое существование. И тем не менее наш взор не покоится на Едином. Когда мы смотрим на него, мы достигаем цели наших желаний и обретаем покой. Тогда исчезают все разногласия и мы с вдохновением танцуем вокруг него.
При таком танце душа взирает на источник жизни, разума, бытия, добра, сущность души.
Все эти сущности эманируют из Единого без убыли для него, ибо он не есть материальная масса. Если бы это было так, тогда все эманации были бы смертны. Но они вечны, потому что принцип их рождения всегда остается неизменным; не разваливаясь на части при их порождении, он остается целым. Поэтому и они продолжают существовать подобно тому, как свет продолжает существовать, пока сияет солнце[195]
.Прежде чем расстаться с Плотином, я хотел бы упомянуть еще одну его теорию, которая имеет непосредственное отношение к теме данной главы. Она содержится в седьмом трактате пятой «Эннеады» под заголовком «Существует ли идеальный архетип отдельных существ?». Другими словами, имеет ли человек вечную форму (или платоновскую идею) в качестве трансцендентной основы своей личной идентичности? Плотин дал на этот вопрос утвердительный ответ и таким образом, наряду с другими мистическими и спекулятивными философами, предсказал сделанное Юнгом эмпирическое открытие Самости.
Мы завершим наше исследование образа Монады, обратившись к современности и «Монадологии» Лейбница. Рассуждая о безоконных монадах, он говорит:
Монады не имеют окон, через которые что-либо могло бы входить в них или выходить[196]
.В наше время эту мысль выражает Ф. Брэдли. Он пишет:
Мои внешние ощущения имеют для меня не менее личный характер, чем мои чувства или мысли. В каждом из этих случаев мое переживание не выходит за пределы моей сферы, закрытой для внешнего; каждая сфера имеет одинаковые элементы и, несмотря на это, остается непроницаемой для других окружающих ее сфер… Короче говоря, если рассматривать весь мир, существующий для каждого, как некое живое существо, появляющееся в душе, тогда данная душа воспринимает его как нечто личное и особенное[197]
.