Эгоист (дореволюционная орфография)

— Я тоже такъ думаю, и потому пора было бы вывести Фриду изъ ея мучительнаго и унизительнаго положенія. Вдь ее считаюте здсь совершенно посторонней, между тмъ какъ она находится въ очень близкихъ отношеніяхъ съ вами; вмст съ тмъ она принуждена постоянно поддерживать разъ ска­занную ложь. Я очень часто вижу, какъ вся она вспыхиваетъ при самомъ безобидномъ вопрос дяди, отъ отвта на который ей приходится увиливать, какъ мучаетъ и безпокоитъ ее возло­женная на ней роль. Боюсь, что у меня не хватитъ силъ дальше поддерживать это положеніе.

— Она должна сдлать это! — твердо заявилъ Густавъ. — Я знаю, что ей это будетъ тяжело, и порой она длаетъ попытки къ возмущенію, но я все-таки умю успокоить эту упрямую го­ловушку.

Между темными бровями Джесси появилась глубокая складка недовольства.

— Сознаюсь вамъ, мистеръ Зандовъ, что нахожу очень стран­ными вашъ тонъ и все ваше обращенiе съ Фридой, — промолвила она. — Вы обращаетесь съ нею совсмъ какъ съ ребенкомъ, обязаннымъ беспрекословно подчиняться вашему высшему надзору и повидимому совершенно забываете, что когда нибудь она должна будетъ занять свое мсто рядомъ съ вами.

— Вотъ для этого и нужно сперва воспитать ее, — снисхо­дительно замтилъ Густавъ. — Пока ей еще только шестнадцать лтъ, а я уже давно вступилъ въ третій десятокъ и, слдовательно, все-таки являюсь старшимъ для этого ребенка и могу требовать отъ Фриды уваженія.

— Да, видимо это такъ. Но я отъ своего будущаго супруга ожидала бы еще кое чего иного, кром того, что онъ являлся бы объектомъ моего уваженiя.

— Да, вы, миссъ Клиффордъ!.. это — кое что совсмъ иное: по отношенію къ вамъ никто и не позволилъ бы себ подоб­наго тона.

— По всей вроятности потому, что мое состояніе даетъ мн право на извстнаго рода щепетильность по отношенію ко мн, тогда какъ по отношенію къ бдной, зависимой сирот, которую подымаютъ до себя, дозволителенъ любой тонъ.

Это замчаніе прозвучало столь горько, что Густавъ насто­рожился и вопросительно взглянулъ на Джесси, причемъ спро­силъ:

— А вы думаете, что Фрида принадлежитъ къ натурамъ, дозволяющимъ „поднять“ себя?

— Нтъ, наоборотъ, я считаю ее очень гордой и значительно боле энергичной, чмъ это можно было бы допустить для ея возраста. Вотъ именно потому-то мн и непонятна ея безволь­ная подчиненность.

— Да, я кое что понимаю въ дл воспитанія, — увренно заявилъ Густавъ. — Что касается вашего предложенія уже те­перь открыть всю правду, то я думаю совершенно иначе. Вы не знаете моего брата; его упрямство еще далеко не преодо­лено и вспыхнетъ съ удвоенной силой, если онъ откроетъ всю эту комедію. Въ тотъ моментъ, когда онъ узнаетъ, что я приблизилъ къ нему Фриду намренно, съ совершенно опредленной цлью, его гнвъ разразится во всей своей сил, и онъ удалитъ насъ обоихъ обратно за океанъ.

— Это было бы конечно очень скверно: вдь тогда погибли бы выгоды всей интриги.

Очевидно Джесси была очень разстроена, разъ употребила некрасивое слово „интрига“; но оно сорвалось съ ея устъ, и вернуть его было невозможно. Однако Густавъ выразилъ пол­ное согласіе съ нею.

— Совершенно врно, я этого тоже боюсь и именно потому не хотлъ бы легкомысленно поставить на карту эти выгоды. Для меня лично все зависитъ отъ того, чтобы мн остаться здсь!

Въ его глазахъ при послднихъ словахъ вспыхнулъ странный огонекъ. Джесси этого не видла; она вновь склонилась надъ листомъ бумаги и снова усердно принялась рисовать, но карандашъ дрожалъ въ ея рук, и его движенія становились все боле поспшными и нетвердыми.

Густавъ нсколько времени смотрлъ на нее, а затмъ опять поднялся и, подойдя къ Джесси, произнесъ:

— Нтъ, миссъ Клиффордъ, какъ хотите, а нельзя допу­стить, чтобы вы такъ искажали перспективу... Пустите-ка меня на минутку!

Съ этими словами онъ взялъ у нея изъ рукъ карандашъ и рисунокъ и принялся измнять послдній. Джесси намревалась рзко запротестовать, но уже въ слдующую минуту замтила, что ея карандашомъ водила теперь очень опытная рука и что нсколько твердыхъ штриховъ его совершенно исправили ошибку.

— Да вдь вы утверждали, что не умете рисовать! — вос­кликнула она, колеблясь между гнвомъ и удивленіемъ.

— Это — только маленькое диллетантство, которое я не осмливаюсь выдавать за талантъ; оно мн должно подкрплять мою критику. Вотъ пожалуйте, миссъ Клиффордъ! — и Густавъ по­далъ двушк рисунокъ.

Джесси молчаливо взглянула на листъ бумаги, а затмъ на своего собеседника.

— Право, я удивляюсь вашей разносторонности, доказатель­ство которой вы опять только что дали. Вы представляете со­бою все возможное, мистеръ Зандовъ!.. Вы — политикъ, журналистъ, художникъ...

— И купецъ! — дополнилъ Густавъ. — Вы забываете самое главное, чмъ я боле всего выдляюсь. Да, я — своего рода универсальный геній, но къ сожалнію раздляю судьбу каждаго генія — меня не признаютъ современники.

Его полуироническій поклонъ въ сторону собесдницы показывалъ, что въ настоящій моментъ онъ и ее признаетъ по­добной „современницей“.

Джесси ничего не отвтила на его замчаніе и принялась складывать свои рисовальныя принадлежности.