Галлагер молчит, только смотрит на Микки исподлобья и сопит. У него даже на миг мелькает мысль, что он попал в точку, и Йен одно время реально промышлял стриптизом. А что, тело у него красивое, подкачанное, престарелые педрилы выложили бы кругленькую сумму, чтобы запустить руки ему в трусы.
Он морщится собственным мыслям. Отвратительно.
Не сказав больше ни слова, он разворачивается и идёт к двери. В углу коридора стоит запечатанный в плёнку карниз, и Микки, пожав плечами, подхватывает его и уходит к себе.
Дверь, поколебавшись, оставляет незапертой.
Уже дома он пытается понять, нахера ему сдался этот карниз, если вешать на него нечего? Даже мысль о том, чтобы прийти в магазин и купить себе шторы, приводит в ужас, а без них в карнизе смысла никакого нет. Он уже шагает обратно в сторону двери, но тут она распахивается ему навстречу, и в прихожей вырастает широко улыбающийся Галлагер.
— Вот он где! – радостно объявляет он, и Микки выгибает бровь.
— Где мне ещё быть?
Йен смотрит на него непонимающе и пару раз моргает, лишь через несколько секунд будто спохватившись:
— А! Я не про тебя. Я про карниз.
— А. – Микки вдруг чувствует какое-то совершенно неуместное смущение и вытягивает руку вперёд: – Забирай.
— Зачем?
— Блядь, да ты издеваешься? – злится Микки. – Ты искал? Вот он, твой карниз. Забирай и уёбывай.
— Да нет! Я шторы купил. Был в супермаркете, увидел шторы. Они синие, как покрывало у тебя. А у тебя в спальне солнце пиздецки в глаза светит, ещё и припекает. Шторы свет не пропускают, я спросил. Это, кстати, называется блэкаут. Ты знал?
Галлагер затыкается, глядя на него так, будто сказал только что самую очевидную вещь. Что про шторы, что про название. А Микки резко отключается, потому что вчерашний разговор с Мэнди вдруг долбит по черепушке изнутри. Доигрался?
— А ты у меня постоянно ночевать собираешься? – отчего-то хриплым голосом спрашивает он и прочищает горло.
Йен меняется в лице и смотрит на него с сомнением.
— Это не мне, – отвечает осторожно, – а тебе.
— Ты купил мне шторы?
— Да.
— Чтобы мне по утрам не мешал свет?
— Да.
— Зачем?
— Чтобы ты высыпался?
— Зачем? – настаивает Микки.
— Потому что невыспавшийся ты мудак, – огрызается Йен.
— Чек взял?
— Что?
— Чек, – повторяет Микки. – Чтобы я вернул тебе деньги. За шторы.
Галлагер злится, Микки видит. Злится так сильно, что на виске вздувается вена, а пакет в его руке шуршит, потому что он крепче сжимает кулак. И что это за показательное выступление? Чего он ждал от Микки? Что тот станет его шлюхой? Что будет подставлять жопу, а Йен в ответ станет дарить ему какую-нибудь незначительную херню? Значительную, блядь, потому что Галлагер что-то дохуя внимательный.
У Микки в так и не разобранном пакете в коридоре всё ещё лежит банка «Нутеллы», но его это не делает дохуя внимательным. Это же не про него Мэнди говорила, что он влюбился.
Доигрался?
Галлагер нагнул его только на той неделе, так почему всё уже так дохера изменилось?
Сука, во что он ввязался?
— Ну так что? – напоминает он, возможно, слишком резко.
— Я не слежу за этим, – сквозь зубы отвечает Йен и, перехватив карниз, оттирает Микки плечом и уходит в спальню.
— Куда ты намылился? – идёт он следом.
— Отвали, – бросает Галлагер через плечо. – Вся эта поебота будет лежать у тебя вечность, как стоял кленовый сироп в шкафу.
— Галлагер, не переигрывай.
— Не заставляй меня разговаривать, и я не буду тебя заёбывать.
— Съеби из моей квартиры, – угрожающе понижает голос Микки.
— Уже почти, – кивает тот, – ближе к этому на шаг.
На Микки он больше внимания не обращает: достаёт из пакета дрель, саморезы, карандаш и лазерный уровень, критически оглядывает высоту потолка и придвигает к окну прикроватную тумбочку. Микки хочет ему что-то сказать, но членораздельно вряд ли получится. Во-первых, потому что он неебически зол, а во-вторых, потому что во-первых, блядь. Это вот эти доёбы считаются влюблённостью? Микки бы прямо сейчас заржал Мэнди в лицо, будь она тут.
Ага, будь она тут, она нихера ни во что не поверит, только хмыкнет раздражающе.
На то, чтобы повесить карниз, нужно двенадцать саморезов, по четыре на каждый держатель.
После пятого Микки кажется, что Галлагер сверлит дыры у него в мозгах.
После седьмого его башка превращается в решето.
После восьмого он смиряется с действительностью, достаёт из холодильника, куда уже успел запихнуть содержимое пакета, бутылку пива и заваливается на диван.
Тишина после двенадцатого долбит по ушам так, что Микки поначалу кажется, что он оглох.