– Это подозрительно, – Каллифонту удалось сохранить невозмутимый вид. – Но этому могли быть и другие причины. Лекарь был стар.
– Мне пришло в голову, что раз он эйнем, твои люди могут что-то знать.
– Повелитель, я ручаюсь за своих людей.
– Может быть кто-то из них знал лекаря, может кто-то знает, кому из эйнемов могло понадобиться убить мать и меня. Ваши жрецы бога смерти – говорят, они искусны в убийствах. Это могли быть они?
– Бело-чёрные? – удивился Каллифонт. – Для чего бы им это понадобилось?
– Не знаю, поэтому и спрашиваю.
Саррун появился в саду столь стремительно, что раскидистая пальма в резной кадке едва не свалилась наземь, когда смотритель царских узилищ прошёл мимо. Не замечая эйнемов – или делая вид, что не замечает – он низко поклонился царю.
– Повелитель шести частей света, дозволь говорить. У меня важное известие.
– Говори. Ты обыскал жилище лекаря?
– Владыка, старик был невиновен.
Энекл едва не выронил лежащий на сгибе локтя шлем. Случаи, когда Саррун объявлял кого-то невиновным можно было счесть по пальцам одной руки.
– Это же он составил зелье, разве нет?
– Царь царей, я ошибся, и хвала милости Ушшура, что всё обошлось лишь смертью чужеземца. Отравлено было не зелье, а вино, которое лекарь в него добавил. Он взял его со столика в покоях царицы.
– Откуда это известно?
– Я велел изучить кувшин с вином и сосуд с лекарством, там оставалось немного жидкости. Её дали мышам: та, что выпила лекарство, уснула, а та, что выпила вино, издохла пару часов назад.
Несколько долгих мгновений царь сидел в молчании, глядя на сцепленные перед собой руки.
– Это яд... – сказал он, ни к кому не обращаясь.
– Наши жрецы сказали, что такой яд им неизвестен. Должно быть, его добавляли в пищу госпожи постепенно, потому её болезнь и продлилась почти две недели. Лекарь был старик, ему хватило двух дней...
– Где он?! – закричал царь, вскочив со скамьи. Его красивое лицо исказилось чудовищной гримасой, глаза побелели от ярости. – Где убийца?! Почему ты не привёл его ко мне?!
– Мой господин, мы ищем. Мы уже ищем и убийцу, и его хозяев...
– Допросить всех! Перерыть весь дворец, весь город, всю страну! Найди мне их и приведи сюда – живыми! – Нахарабалазар стремительно заходил взад-вперёд, стиснув кулаки.
– Прости меня за своеволие, владыка, я уже распорядился схватить всех служанок и евнухов в покоях царицы, а также виночерпия и поваров. Их уже допрашивают. Мы найдём его, найдём их всех...
– Прочь отсюда! Ищи и не возвращайся, пока не найдёшь! Делай что хочешь, но найди! – тяжело дыша, Нахарабалазар облокотился о белую статую. Виночерпий подал вино, и царь, судорожно дёргая кадыком, осушил кубок до дна.
***
Окончив вечерний обход, Энекл с облегчением снял нагретый солнцем шлем, и свежий медвяный ветерок приятно овеял покрытое потом лицо. Прохладный воздух верхних садов был по нраву Энеклу, за годы в Архене возненавидевшего жару и сухость во всех их проявлениях. Поставив шлем на кромку фонтана, Энекл умылся слегка пахнущей цветами водой и удобно расположился на мраморной скамье в тени разлапистой пальмы. «Пару часов можно отдохнуть, – лениво подумал он, – а там нужно снова обойти посты. На всякий случай». Обыкновенно Энекл удовлетворялся тремя-четырьмя обходами, но сейчас, когда во дворце творится невесть что, лучше быть начеку. Прославиться как тот, из-за чьего ротозейства прикончили царя Мидонии, совсем не хочется.
Чьё-то присутствие вырвало Энекла из полудрёмы. Рука сама легла меч, но, открыв глаза, он понял, что это всего лишь Феспей. Необычайно напуганный Феспей.
– Энекл, хвала богам, ты здесь! Я боялся, что тебя не найду!
– Где мне ещё быть? – ухмыльнулся в бороду Энекл, вновь прикрыв глаза. – Сейчас отдохну пару часиков и пойду проверять, не спят ли мои дармоеды. А у тебя что стряслось?
– Пойдём со мной, мне нужна помощь.
– Что такое?
– Я лучше покажу, – Феспей тревожно огляделся, с таким видом, что у Энекла пропало желание спорить.
– Это надолго?
Поэт судорожно дёрнул плечами. Тяжело вздохнув, Энекл поднялся.
– Хорошо, веди, – обречённо согласился он, подтягивая ремень с ножнами. Даже не удосужившись поблагодарить, Феспей быстрым шагом направился в сторону дворца и Энекл, недовольно хмыкнув, последовал за ним.
Миновав внутренние сады, они достигли южного крыла, где помещались гостевые покои. Вопреки названию, здесь проживали, большей частью, художники, скульпторы, танцоры, лекари и прочие служители наук и искусств. Отведённое Феспею помещение располагалось на нижнем этаже, что было признаком царского благоволения. В соседях у трагика значился сам верховный хранитель царской посуды и помещений для винопития, а покои напротив занимал знаменитый гадатель, известный умением читать знаки на печени и лопатке овцы. На пороге, Феспей замялся.
– Энекл, только прошу тебя, не злись и не руби сгоряча...
– Боги, хватит уже! Раз уж я здесь, открывай и показывай, что там у тебя!