Эйнемида II. Право слабого.

– Может эта картина его хоть немного утешит? Посмотри, воин: здесь, в другом углу, листья папоротника – это растение посвящено Эникс таинственной, сокрывающей, а ещё это символ светлой грусти и печального воспоминания. Он слева потому, что в эту часть круга падает тень от часов перед заходом солнца.

– Как тонко... – восхищённо выдохнул Луллу-Миталиб.

– А посмотри, в какой технике нарисованы листья, – заметил Феспей.

– Точно тень...

– Да. Тень, силуэт, ­– кивнула Нира. – Однажды, я увидела лист папоротника на фоне полной луны и поняла, что силуэт этого священного растения отражает его суть лучше, чем природный облик. Это растение ночи, тень – стихия Эникс. Когда она царствует, предметов не видно – лишь силуэты и тени.

– Твоя картина словно вырастает вверх. Внизу тёмные силуэты, а выше белые и синие цветы.

– Ты заметил! Я именно так и задумала! – радостно воскликнула Нира, и гордый удачным замечанием стражник приосанился. – Да, всё будет расти вверх. Синие цветы – аконит, а белые – эдельвейс, цветок Эйленоса безупречного, олицетворение справедливости. Пусть боги будут справедливы к душе госпожи.

– Да будет так, – важно кивнул стражник. – А вот здесь, в середине, пусто.

– Цветы и папоротник ‒ это обрамление, главную тему мы как раз обсуждаем. А вот тут, наверху, видишь глифы? Здесь будет стих священным письмом, начертанием Фенебрис – это древняя богиня ночи.

– Что здесь написано? – спросил сотник, с любопытством разглядывая зыбкие, точно нанесённые еле прижатой кистью знаки.

– «Ночь», «сумерки», «покой», «тьма», «печаль» ... Я срисовала из книги, чтобы представлять, как будет выглядеть картина. Стих я составлю, когда появится главная тема, а мой дорогой Феспей переведёт его на локсион. Я в этом не так хороша.

– А как же главная тема, госпожа?

– За тем мы сюда и пришли. Феспей говорит, что сливовые деревья в нижних садах особенно прекрасны на вечерней заре, а ведь сливовое дерево посвящено Эникс. Ну что, Феспей? – Нира указала на небо. – Кажется, это тот цвет, что нужен.

– Да, но я бы подождал ещё немного. Чуть больше синевы.

– Начнём сейчас, а потом посмотрим. Тебак, краски готовы? Видишь небо? Мне нужны такие.

– Всё готово, попробуй, – чернокожая служанка с поклоном подала краски. Ожерелье из белых клыков леопарда, глухо звякнув, свесилось вниз, открывая картину столь волнующую, что Феспей и Луллу-Миталиб, не сговариваясь, сглотнули.

Уверенными движениями кисти, Нира смешала краски на деревянной дощечке, и на белый папирус легли три размашистых мазка.

– Неплохо, – удовлетворённо кивнула она, – но кисть не годится. Праксимнестра, подай белую.

– Да, госпожа, – с готовностью откликнулась миловидная служанка-эйнемка, открывая деревянный футляр. – Боги, но где же она?!

– Что такое? – Нира нетерпеливо топнула ножкой.

– Госпожа, кисти нет! Только сегодня утром была здесь, в футляре, а теперь нет... – служанка, казалось, вот-вот расплачется.

– Возьми палисандровую, – сказала чернокожая Тебак с необычным носовым выговором. – Какая разница?

– Я не хочу палисандровую! – капризно воскликнула Нира. – Она слишком мягкая!

– Хорошему рисовальщику любая кисть впору, – грубовато ответила кахамка. Видно, она считалась любимицей госпожи, раз та оставила эту дерзость без внимания.

– Госпожа, сейчас мы будем искать! – воскликнула провинившаяся служанка. – Она же не могла исчезнуть!

– Некогда! Солнце уже садится, – раздражённо бросила Нира, пристукнув кулачком по подставке для рисования. – Давай палисандровую, для фона подойдёт, а сама быстро беги к мастеру Бакулу, купи такую же. Ей делать листья и ветви лучше всего.

– Но ведь уже почти ночь! Мастер уже закрыл лавку!

– Ничего, откроет, – упрямо вздёрнула подбородок Нира.

– Госпожа, на улицах опасно, – заметил Луллу-Миталиб. – К тому же, из-за сегодняшних событий... В общем, нам велено досматривать всех, кто выходит и входит во дворец.

– Ну так досмотрите, и пусть она идёт – будет знать, как терять мои вещи, – раздражённо бросила наложница, вид у неё был самый сердитый. Служанка всхлипнула.

– Может мне дать ей провожатого?

– Пустяки, мастер живёт на этом берегу, в дворцовой части. Мы дольше разговариваем, чем она бы обернулась, а время идёт. Праксимнестра, я жду тебя. Купи две кисти, а заодно и тёмно-синей краски – пригодится. Вперёд!

Уперев руку в бок, Нира обвела служанок строгим взглядом.

– А вы будьте аккуратней и бережливей. Я не потерплю, чтобы моих вещей не было на месте, когда они мне нужны. Так, – она решительно хлопнула в ладоши. – приступим, пока солнце не село.

Чёткими движениями кисти, Нира набросала тоненькие сливовые ветви, гнущиеся под тяжестью налитых плодов. Феспей, Луллу-Муталиб и служанки смотрели с подобающим восхищением.

– Вот так, – Нира отошла и взглянула на собственное творение, склонив голову набок. – Чего не хватает?

– Это великолепно, госпожа, – подобострастно поддакнул сотник. Феспей задумчиво прикусил губу.

– Я бы сказал, ещё один или два малых штриха, и будет совершенно. Пожалуй, соловей на ветке. Это птица Эникс, его пение преображает ночь и предвещает утро. Соловей – это надежда.