Эйнемида IV. Солнце нового мира.

– Красивая болтовня ничего не стоит, а простолюдинам нравится, – весьма недурно изобразил агемарха Келесс, и они оба рассмеялись. Кинану переполняло весёлое лихорадочное возбуждение. Её полностью захватило то восхитительное чувство облегчения, какое бывает, когда то, чего ждал и боялся долгие месяцы, наконец наступило. Все страхи и сомнения прочь – время действовать, а это куда проще. Едва ли какой враг из плоти и крови сравнится с порождениями напуганного воображения.

Царица ещё раз осмотрела поле боя: каменистая равнина меж поросших соснами меловых гор, весело журчащий ручей, тёмные прямоугольники войск, весело реющие на ветру герийские флаги и гисерские бунчуки. Она попыталась разглядеть своих командиров – людей, ради неё сунувших голову в петлю. Белен с грейцами, его знамя мелькает меж их стройных рядов – могло бы и поближе к тылу. Алкет назначен к бессцам, атталова агема справа, перед ней хресиевы разбойники и легкие гиппотоксоты уже готовые ринуться в бой. Над головами гисеров высится красно-зелёный занчок Велевойса, а Эол и Тилем... Знамя с тремя рыбами на остроге, разношёрстное воинство землепашцев и пастухов, из которых едва ли четверть видела бой пострашнее драки в таверне. И от них сегодня зависит всё. Дрогнут они – не спасут ни блестящие гетайры на лучших конях Эйнемиды, ни бритвенно-острые клинки гисеров, ни безупречный порядок герийских стратий.

– Как считаешь, госпожа, это сработает? – Аркипп, кажется, думал о том же, что и царица. Он, Келесс, десяток гиппотоксотов-порученцев, служанка Иокаста и Гриел с телохранителями остались при ней. Не слишком большая ставка полководца, ну да какая есть.

– Верю, – поджав губы, Кинана пригляделась к мерно шагающим рядам сариссофоров. – Верю. Боги милостивы. Как думаешь, копья не заметны?

– Да вроде нет – отсюда кажутся обычными. Не запутались бы… Смотри, госпожа, всадники.

– Гиппотоксоты. Проверяют, не подменили ли мы педзетайров новобранцами, – царица усмехнулась. – Вот теперь и посмотрим, заметят или нет. Келесс, пошли кого-нибудь, пусть лучники справа сместятся налево – не нужно, чтобы нам нарушили строй ещё до боя.

Келесс отъехал к порученцам, и вскоре гонец уже мчался на правый фланг. Впрочем, Кинана заметила, что то ли Белен, то ли командир стрелков Левкогест додумался до всего сам – тёмные точки лучников начали ползти налево, прикрывая «рыбаков». Хорошо, когда тебе служат умные люди. Жаль умнейший из всех сейчас на другой стороне поля.

– Будто бы всё готово, – Кинана, в который уже раз, оглядывала поле, пытаясь найти хоть какой-то изъян или незамеченную прежде угрозу. Войска сближались, в воздухе с обеих сторон замелькали едва различимые чёрные точки, кто-то из вражеских гиппотоксотов упал вместе с конём.

– Кажется, началось, – выдохнул Аркипп.

– Началось, да хранят нас Даяра Неистовая и бессмертные боги. Иокаста, вели приготовить походный алтарь, – Кинана обернулась к служанке, серые глаза царицы возбуждённо горели. – Я хочу принести жертву.

***

– Донесение от Герсикона, – запылённый, но неизменно изящный Гермий подошёл к Сосфену. – Всадники не заметили ничего необычного. В первом ряду, кажется, педзетайры из настоящих, в неплохих доспехах, а за ними – почти невооружённые, у них даже пельты вместо гоплонов.

– Понятно, – кивнул стратег. – Значит, продолжаем.

Внизу уже вовсю шла перестрелка. Летали вдоль фронта гиппотоксоты, метко били из тисовых луков тетские и аферонские охотники, уже полетели и дротики. Гермий впервые увидел живьём настоящих гисерских застрельщиков, от которых, говорят, эйнемы и переняли этот род войска. Легенды и сказки вообще имели обыкновение оживать в этой дикой, но прекрасной земле на краю света. Сам не заметив, когда, рождённый в жаркой Архене царевич полюбил холодную и суровую Герию… и женился здесь на келенфиянке. Воистину, мир – безумное место.

Лучники отхлынули, давая проход пехоте, наступающие царские педзетайры с дружным криком наставили копья на плечи, строй мятежников тоже ощетинился железом и бронзой. Ближе, ещё ближе, ариарская стратия чуть выдвинулась за фронт, готовясь смять плотно сбившихся и, должно быть, трясущихся от страха пастухов с селянами. Неожиданно, вражеский строй тронулся с места, и знамя с тремя рыбами плавно поплыло навстречу ариарской фаланге. Прежде, чем Гермий успел удивиться странному поведению врага, фаланги сошлись... и первый ряд ариарцев рухнул на землю, а сразу следом за ним ‒ второй.

Разум Гермия отказывался верить в происходящее. Отменно обученные и вооружённые ариарцы, перед которыми бежали лучшие воины олорийского царя, валились, точно колосья под серпом, не нанося врагу никакого видимого урона. Едва обученные новобранцы шли по телам закалённых ветеранов, словно не замечая сопротивления, точно огонь по сухой траве. В считанные мгновения их отряд смял правый фланг царского войска, и в образовавшуюся брешь хлынули гисеры, наваливаясь сбоку на не ждущий нападения левый фланг.

– Боги, что происходит… – выдохнул периссец, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища.