Её тёмные крылья

– Так-так-так. Мне стоило убедиться, что ты их проглотила. Впрочем, я ни за что бы не догадался, что ты заявишься сюда, даже если бы не проглотила. Тебе снова удалось удивить меня.

Я смотрю наверх и вижу лукаво улыбающегося Гермеса.

Гибрид

На нем та же белая накидка, что и в моем сне – или что там это было, – но выглядит иначе. Если тогда, в моей земной комнате, его кожу можно было сравнить с тусклым оловом, то теперь оно словно расплавилось. Сверкает и струится, словно жидкость, по его мышцам, когда Гермес скрещивает на груди руки в знак притворного негодования. Даже во мраке Загробного мира бог сияет так ярко, подобно звезде на небе, что мне приходится прищуриться и часто моргать, чтобы рассмотреть его.

– Что ты здесь делаешь?

Несмотря на его вопрос, я не думаю, что Гермес удивился моему появлению. Он смотрит на меня с довольным видом, словно знает все наверняка. «Не доверяй ему». Я напоминаю себе о том, что случилось в нашу прошлую встречу. Гермес – бог хитрости и воровства.

– Понятия не имею. – Мне удается встать на ноги, и вода ручьем стекает с моей одежды.

Его улыбка становится еще шире.

– Поплавать решила?

– Я сорвала цветок. – Демонстрирую ему несчастный нарцисс. – И земля подо мной разверзлась, а я оказалась в море.

– Не в море, дорогая Кори. В Стиксе.

Я вздрогнула. Хвала богам, что не наглоталась воды.

– Это очередной сон? – с надеждой спрашиваю я.

Гермес качает головой, и меня охватывает паника. Я щупаю запястье, надеясь отыскать пульс, и с облегчением выдыхаю, когда чувствую пульсацию под пальцами.

Гермес смеется.

– Ты все еще не умерла, Кори. Я… – Он замолкает, и улыбка тает, когда он оглядывается через плечо в сторону леса.

Я тоже смотрю туда, но ничего там не вижу.

– Слушай, ты можешь мне помочь? Я знаю…

Гермес поднимает свою серебряную руку, заставляя меня замолчать.

Долгое мгновение не слышно никаких звуков, кроме моего дыхания.

Затем что-то глубоко в лесу пронзительно вскрикивает.

Следом тут же раздается звук трескающихся веток, словно что-то огромное несется сюда с невероятной скоростью, врезаясь в деревья. Мурашки ползут по всему телу, а страх, словно тисками, сдавливает грудь.

Я разворачиваюсь и мчусь по берегу, спотыкаясь о камни, назад в воды Стикса. Размахивая руками, я пытаюсь плыть против течения и слышу, как Гермес зовет кого-то, но не оборачиваюсь, не останавливаюсь, чтобы узнать, кого именно.

Волны хлещут меня по лицу, и я запрокидываю голову назад, чтобы вода не попадала в нос, а затем глубоко вдыхаю и ныряю. Не знаю, куда я плыву, у меня нет никакого плана – только желание убраться подальше от пляжа и того, что летело сквозь деревья.

Что-то цепляется за мою спину, а затем дождевик натягивается, сковывая меня, пока меня вытягивают из Стикса.

Мокрые волосы налипают на лицо, застилая глаза, но я не могу смахнуть их, не могу пошевелить руками. Затем давление на спине ослабевает, и я лечу вниз. Успеваю лишь прикрыть лицо руками, прежде чем врезаюсь животом в гальку.

Я перекатываюсь на спину, и тело ноет от удара, но я забываю обо всем на свете, когда вижу трех существ, окружающих меня.

– Вот и она, – говорит то, что стоит ближе, и я дергаюсь, не способная оторвать взгляд. Ее голос низкий и музыкальный, когда она смотрит на меня, склонив голову.

У нее прекрасное, безмятежное лицо Моны Лизы – у каждой из них, – но ни у одной человеческой женщины не бывает змей вместо волос и кожи цвета сушеной полыни. На ее голове, однако, извиваются, шипят, дерутся и милуются друг с другом изумрудно-зеленые змеи, наблюдая за мной угольно-черными глазами.

– Наконец-то, – тихо, неторопливо произносит вторая, словно у каждого слога есть свой особый вкус и каждый из них – ее любимый. У нее чешуйчатая бронзовая кожа, каждый дюйм которой покрыт черными переплетающимися друг с другом бриллиантами. Капюшон кобры как священный нимб обрамляет ее прекрасное лицо.

– Можно потрогать, – возбужденно шепчет третья. Ее кожа темная, вместо волос на ее голове перья; на груди заметен мягкий пушок, а по спине спускается густой шлейф из перьев насыщенного цвета индиго с вкраплениями изумрудного и голубого.

После ее слов создания придвигаются ближе ко мне, и три пары черных глаз, лишенных радужки, устремляются на меня. Когда они моргают, второе веко, белое и прозрачное, задерживается, прежде чем втягивается назад. На кончиках пальцев у существ загибаются когти, кричащие о насилии и боли, а ступни – грубые и покрыты чешуей, с тремя длинными когтями вместо пальцев.

А за их спиной сложены крылья. Мысли в моей голове разбегаются от ужаса.

– Она наша, – решительно говорит первое существо, и ее сестры кивают.

– Ну-ну, дамы. – Гермес наконец выходит вперед, и все трое одновременно поворачиваются к нему, хором что-то бормоча. Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, я отползаю в отчаянной попытке сбежать, безуспешно пытаясь не издавать лишних звуков на неровных камнях. – Вы ответственны за то, что Кори оказалась здесь? Вы ведь знаете, что вам запрещено соприкасаться с миром живых.