Они отступают в сторону, невозмутимо наблюдая за тем, как мои дрожащие пальцы расстегивают пуговицу и молнию на джинсах и стягивают их до колен. Не думаю, что я когда-либо так стеснялась своего мягкого, округлого человеческого тела, даже когда была с Али. Моя кожа покрыта пятнами, красными и пурпурными, что наводит меня на мысли о трупах. И слезы начинают стекать по щекам.
Все трое тут же бросаются ко мне и, окружив, поглаживают кожу и расчесывают пальцами волосы, воркуя и мурлыкая. Алекто укладывает мою голову себе на плечо и вытягивает одно крыло, чтобы прикрыть израненную руку, в то время как две другие пары крыльев прижимаются к моей спине и боку, захватывая меня, словно в кокон. Я чувствую прохладную сухую чешую Тисифоны, слышу тихое шипение змей Мегеры где-то над моей головой. Когти мягко касаются кожи головы, ритмично массируя, лаская меня так, как я бы успокаивала испуганное животное.
Вдохнув, я чувствую запах Алекто, что источает ее оперение, – тот самый кисло-сладкий аромат. И понимаю, что пахла так же, когда перестала принимать душ после Тесмофории. Та же смесь дикого и девчачьего аромата природы. Они пахнут, как я, или это я пахну, как они, и от этого мне становится легче. Понимание, что в нас есть нечто схожее, притупляет страх.
А затем фурии отталкивают меня.
Я валюсь на пол алькова, снова напуганная, снова не понимая, что я сделала не так, почему они вдруг разозлились на меня.
– Мы не позволяли тебе приходить сюда, – шипит Алекто, и я растерянно приподнимаю голову и обнаруживаю трех фурий, что отвернулись от меня, образовав своими спинами стену между мной и пещерой. Они обращались не ко мне.
– Мне не нужно ваше разрешение, Алекто, – долетает до ниши спокойный голос. – Это мое царство.
Кровь стынет в моих жилах.
Это он. Аид. Он здесь.
– Эреб принадлежит нам, – напоминает Тисифона. – Вы согласились с этим. Вы подписали трактат. Вы остаетесь на своей территории, а мы – на своей. И сейчас мы на нашей.
– Я хочу увидеть девушку, которую вы забрали с берегов Стикса.
– Мы первыми нашли ее.
– Мегера, – предостерегающе произносит Аид. – Спустите ее вниз. Или я поднимусь наверх сам.
– Сделаете это и нарушите трактат. Вы знаете, что это значит.
– Вы уже нарушили его, принеся ее сюда. Вы знаете, что это значит.
Я хватаю сверток с тряпками, который мне протягивала Мегера, и разворачиваю его. Обнаружив отверстия для головы и для рук, натягиваю на себя. Одеяние скользит по моему телу – черная версия накидки, что я носила во сне, в которую была одета сивилла, – ниспадает до самых пят. Я стягиваю джинсы и отшвыриваю их в угол. Нахожу изодранные остатки своего свитера и накидываю их на себя, как кардиган, прикрывая пораженную молнией руку. Приглаживаю волосы и вытираю слезы со щек.
– Давай узнаем, желает ли она говорить с тобой, – отзывается Алекто, оглядываясь через плечо. – Хочешь ли ты пообщаться с тем, кто называет это царство своим? – спрашивает она.
Я качаю головой. Нет, если могу избежать этого.
– Она не хочет, – передают фурии владыке Загробного мира.
– Да будет так, – провозглашает он.
У меня перехватывает дыхание, когда он возникает между мной и фуриями, что стоят спиной. Он выше, чем я помню, его плечи еще шире, а тени колышутся вокруг него, словно клубы дыма.
Сестры оборачиваются и раздраженно шипят; змеи, чешуя и перья встают дыбом, но фурии не нападают на него и даже не пытаются снова перегородить ему путь. Вместо этого они наблюдают, злятся, что он бросил им вызов, но не хотят или не имеют возможности что-либо предпринять.
Бог поворачивается лицом ко мне.
– Здравствуй, – произносит он холодно и безразлично, словно я просто девушка, которую унесли с берегов Стикса, словно мы никогда раньше не встречались. Во рту все пересыхает, а сердце гулко колотится о грудную клетку.
Фурии позади него стоят в ожидании, их черные глаза настороженно наблюдают за происходящим. По сравнению с ними владыка Загробного мира выглядит довольно обычно.
Вблизи и без маски, скрывающей половину его лица, бога красавцем не назовешь. Его кожа белая, чуть ли не прозрачная – почти болезненный цвет лица того, кто избегает солнечных лучей, что, в общем-то, неудивительно, учитывая, кем и чем он является. Аид гораздо больше похож на человека, чем Гермес, хотя красавцем его не назовешь. Густые насупленные брови нависают над бездушными глазами, которым сейчас не хватает отблесков праздничного костра, что придали бы им мягкости и теплоты. Нос слегка смещен влево, как будто его ломали и вправляли как минимум один раз. Его угловатое лицо обрамляют спутанные темные волосы, такие же дикие и необузданные, как и тени, опоясывающие его по бокам, торчащие из его одежды, словно часть наряда. Тени – единственное, что привлекает во внешности Аида.
Почти единственное. Мой взгляд падает на его губы, в этот раз без яркой краски, и я отвожу глаза. Его рот бессовестно прекрасен. Он не имеет права быть таким.