Её тёмные крылья

– Оставьте нас. – Аид поворачивается к фуриям, чьи рты сложились в идеальную «О», а удивленные взгляды перескакивают с меня на бога и обратно. – Сейчас же.

Я жду, что они откажутся подчиняться его приказу и не покинут свой собственный дом, но сестры смотрят друг на друга, а затем Мегера и Тисифона синхронно, слегка насмешливо, салютуют и отступают назад, расправив крылья и растворяясь в воздухе. Алекто подмигивает мне, прежде чем последовать за ними, и я удивляюсь тому, что подмигивание фурии может меня приободрить. Еще несколько минут назад она была самым пугающим существом в мире, а теперь у меня нет друга ближе. Я утираю лицо изорванным рукавом.

Аид вновь смотрит на меня, тени сгрудились вокруг него.

– Ты должна понимать, что есть правила, – говорит он угрожающе мягким голосом. – Я не могу исправить того, что было сделано. Ни для кого.

– Я не просила ничего исправлять, – цежу сквозь стиснутые зубы.

Его глаза встречаются с моими.

– Значит, ты не хочешь, чтобы она вернулась?

«Да. Нет. Я не знаю».

Он приподнимает брови, ожидая ответа, и сжимает свои прекрасные губы, отчего мой взгляд устремляется на них.

– Почему ты поцеловал меня? – спрашиваю я раньше, чем успеваю себя остановить.

– Я не… – На одну лишь секунду мне кажется, что бог будет все отрицать, но он продолжает: – Это была ошибка, и я приношу свои извинения.

Его предыдущая реакция показала мне, что Аид стыдится поцелуя. Но слышать, как он признает это вслух, видеть, как он сожалеет, куда больнее, и это выводит меня из себя.

– Вау. Знаешь, а ведь ты должен был быть одним из хороших парней, – начинаю я дрожащим от стыда голосом. Еще одна слезинка вытекает из уголка глаза прежде, чем я успеваю ее сморгнуть, разозлившись на то, что он удостоился уже двух. Меня не должно это волновать, это был просто дурацкий поцелуй. До сегодняшнего утра я знать не знала, кто он такой. – Но это не так. Ты такой же, как и другие. Целуешь смертных и убиваешь их друзей. Классическое поведение олимпийцев.

Тепло заливает его щеки, но голос остается ровным, когда он произносит:

– Я извинился за свои действия и могу повторить еще раз. Мне действительно жаль. Если это поможет, то я не думал, что мы встретимся в ближайшее время, если вообще встретимся.

Ай. Моя кожа пылает.

– И я не убивал твою подругу, – продолжает бог. – Хотя, если мне не изменяет память, ты желала ей смерти.

– Даже если и так…

– Это так. – Его глаза пылают от гнева, когда он смотрит на меня. – Тебе даже не требовалось произносить желание вслух, Кори Аллауэй, все твое естество буквально кричало об этом. Я не мог слышать ничего другого. – Слова вылетают из его рта в спешке, и бог отводит взгляд, словно я вырвала из него это признание.

Я никогда не называла своего имени. Он никогда не спрашивал. Должно быть, сказала она. Я представляю, как они сидят вдвоем и мило беседуют, и огонь разгорается в груди.

– Тебе вообще разрешено убивать, прошу прощения, забирать смертных, когда вздумается? – спрашиваю я. – Или она особенная?

«Другая», как сказал бы Али. Не скучная.

С загадочным выражением на лице Аид спрашивает:

– Как ты там сказала? «Классическое поведение олимпийцев»? Скажи мне, ты правда считала меня лучше других?

Я медленно оглядываю Аида с головы до ног, довольная, что его челюсть напрягается.

– Нет. Если честно, я вообще о тебе не думала.

Он моргает, а затем запускает руки в свои волосы.

– Довольно. – Бог тянется ко мне, и я резко отступаю.

– Не трогай меня.

Он вздрагивает, как будто я влепила ему пощечину. Мое дыхание сбивается, и я чувствую жар, исходящий от меня, почти замечаю в воздухе дым.

Аид подходит так близко, что наши носы едва ли не соприкасаются.

– Отлично, – говорит он. – Если ты так сильно хочешь остаться, тогда оставайся. Наслаждайся.

И он исчезает.

Возделывание

Я таращусь на место, где только что стоял бог, застыв от шока. Он ушел. Оставил меня здесь. Просто взял и бросил.

Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол алькова, отбрасывая нарцисс в сторону и вжимая кулаки в камень, пока сердце бешено колотится. Я хочу домой, в свой сад, к моей земле – к любой земле, – чтобы запустить в нее руки по самые локти и почувствовать успокаивающую прохладу. Тоска настолько острая и реальная, что я ощущаю боль в груди.

Когда адреналин иссякает, я понимаю, какое это чудо, что я все еще жива. Мне повезло, что бог просто оставил меня здесь. Аид мог бы прикончить меня одним щелчком пальцев. Я закрываю лицо руками и дрожу так сильно, что зубы отбивают мелкую дробь. Какой же дурой я себя выставила перед ним. То, как я разговаривала с ним, что говорила ему.

Что он говорил мне.

Я вскакиваю на ноги и отпрыгиваю в сторону, когда темная фигура приземляется на выступ передо мной. Блестящие перья. Темная кожа. Алекто.