В немом изумлении я наблюдаю, как Алекто голыми руками кромсает каменную стену, оставляя на ней глубокие борозды. Скальная поверхность для нее не тверже пластилина, мягка словно тесто или глина, и тогда я понимаю, что вовсе не великан и не Титан создали Эреб. Фурии сами выточили его из камня. Вот насколько они сильны. Достаточно сильны, чтобы проделать дыры в скале. Неудивительно, что Гермес не горел желанием мне помочь.
Я резко выдыхаю, и Алекто оборачивается на этот звук.
– Что такое?
Я потеряла дар речи, словами не передать, каково это – оказаться здесь и увидеть это невероятное сооружение воочию. Словами не передать, до чего все изменилось: еще вчера я была в своей комнате и нажимала «Да», когда онлайн-кинотеатр спросил, продолжаю ли я смотреть, потому что, разумеется, я продолжала, – а чем еще мне заниматься. А теперь я смотрю на существо с крыльями за спиной и перьями вместо волос, знакомое мне лишь по учебникам, которое крошит скалу. Словами не передать той мешанины чувств, которые одолевают меня: страх, дикий ужас, желание кричать «Разбудите меня кто-нибудь», «Я хочу забраться в свою кровать», «Хочу быть такой же могущественной… сильной, как они», «Я хочу… хочу…»
Я качаю головой.
Через мгновение Алекто оборачивается к скале и продолжает.
Вскоре ей удается создать некое подобие кольца, сделав когтями отверстие в скале. Именно через него она продевает связанный из тканей канат и несколько раз перевязывает его вокруг, затягивая узлы.
Алекто сматывает веревку, перекидывает через плечо и посылает мне озорную усмешку. Затем проносится мимо меня, взмывая в воздух, и канат распутывается позади нее. Когда он заканчивается, фурия резко останавливается, а затем поворачивается и яростно машет крыльями, дергая за канат.
Я понимаю, что она хочет показать. Что она сделала для меня.
Алекто возвращается ко мне и протягивает шнур. Моя рука даже не дрогнула, когда я беру его.
– Теперь ты в безопасности. Он твой. Способ спуститься и подняться, способ обезопасить себя. Думаю, длины должно хватить до самой земли или около того. Ты можешь держаться за него или я могу обвязать его вокруг тебя.
Я смотрю на подарок, который она преподнесла мне.
– Я буду держаться, – сообщаю я.
Когда Алекто подходит к краю и садится, я следую за ней.
Я не настолько расхрабрилась, чтобы болтать ногами над пропастью, но сажусь – пусть и в нескольких футах от края, – поджав ноги под себя. Крепко держусь за канат, намотав его на руку и сжав в кулаке с такой силой, что костяшки побелели.
– Я бы хотела кое-что спросить, – начинает Алекто.
Насторожившись, я киваю.
– Как так вышло, что ты решилась поцеловать его?
Вопрос застает меня врасплох. Я не думала, что поцелуй ее заинтересует.
Я пожимаю плечами.
– Я не знала, кто он. А если бы знала, что он такой козел, не стала бы.
Фурия хитро улыбается.
– Но поцеловала. И ты не боишься его.
Я краснею.
– Вообще-то, боюсь. Просто… я так разозлилась, что, видимо, забыла об этом.
Алекто качает головой.
– Нет. Мы чуем страх. Ты боялась нас, когда мы впервые встретились. Но не его. В тебе нет страха перед Аидом. Это потому, что он подарил тебе поцелуй?
– Возможно, – отвечаю я. И все же мне кажется, что я боюсь мрачного бога.
– Расскажи мне, – просит фурия.
Я медлю. Мне неудобно рассказывать об этом теперь, зная, что он сожалеет. Это все извращает, превращает поцелуй в очередную ошибку, совершенную в ночи. Очередное неверное решение, о котором нужно как можно скорее забыть.
– Я дала тебе это. – Алекто кивает на канат в моих руках. – Я сделала его для тебя.
Я понимаю, что она хочет этим сказать. Дружба строится на историях – секрет за секретом, признание за признанием, – каждая из которых сплетает невидимые нити между вами, привязывает вас друг к другу. Чем больше нитей, тем крепче дружба.
Двух девочек, сидящих бок о бок в лесу, куда им запрещено ходить, но они почему-то всегда ходили.
Так это и работает. Вы плетете полотно, которое становится целостной картинкой только тогда, когда вы обе принимаете в этом участие. Не обязательно в одно и то же время: иногда ты держишь веретено, иногда кто-то другой. Но в конце концов все нити складываются воедино.
Я в ночи шепчу Бри, что кто-то вряд ли сможет полюбить меня, раз уж собственная мать не смогла. Если даже она бросила меня, то кто тогда решит остаться со мной.