– Плач. Коцит наполнен слезами теней из Траурных полей. Они лежат между Эребом и Стиксом.
Волоски на моей шее встают дыбом, а горло сжимается. Помню, как бежала домой из бухты после того, как Али порвал со мной, слезы ручьем стекали по моему лицу, а в груди зияла огромная дыра.
Вот как я узнала о них: всю обратную дорогу я пыталась дозвониться до Бри, но она не отвечала. Я пришла к ее дому, но дверь была заперта, словно дома никого не было. Тогда я вспомнила, что Мик и Элла собирались на материк, чтобы купить мальчишкам одежду, и решила, что Бри отправилась с ними. Теперь-то я знаю, что это не так. Я представляю, как она сидит на лестнице, сокрытая в тени, слушает, как я пытаюсь открыть заднюю дверь, как барабаню по ней, смотрит, как на экране телефона снова и снова высвечивается мое имя, прекрасно понимая, что происходит.
Вернувшись к себе и не обнаружив никого дома, я отправилась в сад. Слез больше не было, я просто оцепенела. Когда в очередной раз попыталась дозвониться до Бри, ее телефон оказался отключен. Вероятно, она была с Али и уже узнала о случившемся – может быть, не все – и выключила свой телефон. Я вернулась в дом, вымыла руки и лицо, переоделась, намереваясь снова навестить Бри на случай, если Давмьюры уже вернулись. Я накрасилась, потому что больше никто, черт возьми, не увидит моих слез – по крайней мере пока я не доберусь до своей подруги. Я почти преодолела лестницу, как вернулась Мерри, и увидев меня, она изменилась в лице.
Мачеха возвращалась с исследовательской практики в северной части Острова, и ей навстречу из супермаркета вылетела Келли Мартин, требуя объяснений. Бри и Али, очевидно, прошли мимо магазина, держась за руки у всех на виду. А потом остановились у почтового ящика и поцеловались. По словам Келли, шоу было то еще.
Не прошло и двух часов, как мы расстались.
Объятия Алекто становятся неприятными, ее зубы клацают рядом с моим лицом, и я вздрагиваю, выныривая из своих мыслей и обнаруживая, что единственная причина, по которой я до сих пор не упала, – это хватка фурии. В какой-то момент я перестала за нее держаться, позволила своим рукам опуститься вдоль тела, спине выгнуться назад, а телу обмякнуть. Если бы она отпустила меня…
Дрожа, я снова обхватываю ее шею.
– Спасибо, – говорю я. – Прости.
Мягкий, воркующий звук вылетает из ее рта, и она взлетает выше, пока шепот не становится едва различим.
«Соберись, – говорю я себе. – Это все в прошлом».
Старые вести. Старая боль.
Немного погодя мы отклоняемся от Коцита и летим вдоль другой реки, живой и бурной, с волнами и течениями, что бурлят под мутной коричневой водой. По мере того как река расширяется, в нее впадает все больше и больше ручьев и притоков, а горная гряда начинает сужаться, открывая вид на обширную долину.
И на то, что не может быть не чем иным, как воротами в Загробный мир.
Они вздымаются из реки, простираясь от берега к берегу, грязная вода беспомощно плещется у створ, смиренно ожидая открытия, чтобы затечь внутрь. Когда мы подлетаем ближе, я вижу, что ворота сделаны из массивных плит черного матового дерева, которого, я уверена, никогда не существовало в моем мире. Они столь же высокие и неприступные, как и башни по обе стороны, сложенные из серого камня. Кривые, причудливые, обезображенные десятками окон без стекол, словно сошли со страниц страшной сказки. Башни так высоко возносятся в молочное небо, что даже мы, паря вдали от земли, едва достигаем их середины.
Остатки затянувшейся грусти испаряются, стоит мне только представить, каково это – прибыть сюда в маленькой весельной лодке Лодочника, раскачиваясь на волнах, примириться с тем, что твоя жизнь окончена и только его молчаливая компания может утешить тебя. Подплыть к воротам, которые столь высоки, что, даже задрав голову, ты не увидишь конца. И лишь башни-близнецы, стоящие на страже по обе стороны от них, наблюдают сотнями пустых окон, словно глазами, за твоим горестным путем. Не знаю, что ждет впереди, но понимаю, что пути назад нет.
Я пропустила эту часть, когда попала сюда, и не жалею.
Я вглядываюсь, заметив в одном из окон какое-то движение. Алекто машет свободной рукой, и ей отвечает бледная рука с золотыми наручниками на запястье.
– Кто это был? – спрашиваю я, когда мы летим дальше, и оглядываюсь через плечо, где в тени стоит темная размытая фигура, провожающая нас взглядом.
– Госпожа Распря.
Мне требуется время, чтобы вспомнить. Эрида, богиня раздора и хаоса.
– Она друг?
– Больше чем друг. Когда-то мы тоже жили в этой башне, на заре времен, – продолжает Алекто. – Она, мы и господин Война, и это было славное время.
– Почему вы ушли? – любопытство берет верх. – Вы поссорились?