Её тёмные крылья

Молодая женщина со смуглой кожей и длинными черными волосами подходит прямиком к ней, выражение на ее лице искажено болью. Мегера вызывает книгу и протягивает ее женщине. Она открывает, начинает читать про себя и вскоре тоже уже плачет без лишних звуков и слез, дрожащими пальцами переворачивая страницы. Женщина дважды захлопывает книгу, словно не в силах продолжать чтение, но не бросает ее и не откидывает прочь. У меня возникает ощущение, что она не может бросить книгу и должна держать ее до тех пор, пока не закончит. И, разумеется, она открывает и продолжает читать. Женщина уходит так же медленно, когда книга исчезает из ее рук, волоча ноги и взметая пыльные бури, кружащиеся вдоль подола.

Все происходит довольно цивилизованно. Я боялась, что наказания фурий будут варварскими, физическими: кнуты и цепи, огонь и иглы. Уж точно не такими изощренными и индивидуальными способами, делающими мертвых еще более жалкими. Мне ужасно любопытно, какими были их преступления. И отчаянно хочется узнать, что увидел мужчина в зеркале и о чем читала девушка в книге.

Если бы Бри признали виновной, какое наказание она бы получила? Смотреть подборку ключевых моментов нашей дружбы; все те случаи, когда она говорила мне, что у меня паранойя и я веду себя глупо вперемешку со сценами, где она вместе с Али за моей спиной предает меня?

А каким было бы мое наказание за то, что я пожелала Бри оказаться здесь? Может, мне пришлось бы снова и снова смотреть, как она тонет в темной и холодной воде, слушать, как зовет на помощь и не получает отклика, или, что еще хуже того, не может кричать, потому что вода наполняет ее легкие? Меня передергивает. Это ужасное зрелище. Ужасная смерть. Я отбрасываю эту мысль и пытаюсь сосредоточиться на реальных наказаниях, что происходят на моих глазах. В любом случае, пожелать кому-то смерти – не преступление.

Все это время фурии стоят неподвижно как статуи. И хотя две или три тени с любопытством взирают на меня, направляясь к ним, но вскоре забывают о моем присутствии. Они все идут и идут, принимают свою кару и тихо уходят, и, как бы ужасно это ни звучало, довольно скоро мне становится скучно. Я вычерчиваю пальцами ног фигуры в пыли, размышляя о том, почему возмездие такая унылая штука.

Я изо всех сил пытаюсь подавить зевок, когда вдруг вижу перед фуриями знакомое лицо.

– Мистер Мак-Гован? – восклицаю я. – Мистер Мак-Гован, это вы?

Фурии вместе смотрят на меня, и я вздрагиваю от того, как холодны и яростны их лица. На мгновение кажется, что сестры не узнают меня, и мне хочется убежать от них как можно дальше.

Затем лицо Алекто смягчается, и она качает головой, давая мне понять, что нарушать тишину больше не стоит. Я опускаю глаза и смотрю в землю, пока их внимание вновь не переключается на новоприбывшего. Только тогда я поднимаю взгляд, успев застать, как мужчина снимает капюшон.

Это действительно мистер Мак-Гован. Он погиб в прошлом году в результате несчастного случая во время рыбалки. На Острове ходили слухи, что мужчина никогда не женился потому, что, будучи подростком, влюбился в нереиду, которая отказалась покидать море ради него, и поэтому он стал рыбаком, чтобы видеться с ней чаще. Мы с Бри считали это очень романтичным. И только после его смерти – прямо во время экфоры – выяснилось, что последние пятнадцать лет мистер Мак-Гован спал с женой собственного брата, а вся история с нереидой была прикрытием.

Алекто протягивает ему нечто: старого потрепанного плюшевого медведя, и мужчина шарахается от него, как от тарантула. Но медленно, неохотно, притягивает его ближе к себе, пока не прижимает к груди, словно младенца. Его лицо искажено страданием.

Я смущена, увидев его здесь. Мистер Мак-Гован не обратил на меня никакого внимания, и мое присутствие его, похоже, не беспокоит, но мне неловко смотреть на мужчину: словно я наблюдаю за сценой, не предназначенной для чужих глаз. И тогда я чувствую себя паршиво из-за того, что считала это занятие скучным, пока дело не коснулась людей, которых я знала. Что я скучала, маялась и зевала, пока они проходили через нечто подобное. Я заставляю себя выпрямить спину и встать ровно и непоколебимо, повторяя за фуриями.

Так я и стою все оставшееся время, пока вызовы не прекращаются и сестры не окружают меня с радостным щебетом.

– Ты хорошо справилась. Очень хорошо. – В голосе Мегеры звучит гордость, а Тисифона гладит меня по руке, улыбаясь во весь рот. И я радуюсь, что порадовала их, что справилась и не подвела.

– Но ты не должна говорить с ними, – добавляет Мегера. – Во всяком случае, пока я не разрешу.

– Простите, – говорю я, немного успокаиваясь. – Я не знала. Этого больше не повторится.

– Не важно. Все в прошлом, – улыбается Мегера.

Я киваю.

– Что теперь?

Фурии переглядываются.

– Мы вернемся в Эреб, чтобы ты могла поесть. Ты, должно быть, проголодалась, – отвечает Алекто, протягивая мне руки.

Мой желудок урчит в знак согласия, и я понимаю, что действительно хочу есть.