Её тёмные крылья

Мы прибываем в Пританей первыми, и я встаю слева от Алекто, когда она занимает свое место. Несколько секунд спустя появляются Тисифона и Мегера, и без всякой помпезности начинается судейство.

Я слежу за Мегерой краем глаза. Я ни за что бы не догадалась, что она ненавидит людей или мир смертных. Наказания, кажется, не приносят ей удовольствия, а фурия всегда была добра ко мне, за исключением вчерашнего дня, но даже тогда она злилась скорее на Алекто, чем на меня. Мегера помогла сестрам сделать для меня ванную, приносила мне еду. Она приложила столько усилий, чтобы я почувствовала себя одной из них. Возможно, она добра ко мне лишь назло Аиду, враг моего врага и так далее. Впрочем, меня и это устраивает.

– Кори?

Я выныриваю из своих мыслей, понимая, что Мегера обращается ко мне.

– Да?

– Иди сюда, – просит она.

Что-то сжимается внутри меня, когда я подхожу к ней и останавливаюсь перед возвышенностью.

– Подойди, – говорит фурия, и я колеблюсь, гадая, должна ли подняться на ее возвышение, но она, оказывается, обращается не ко мне.

Я оборачиваюсь и вижу тень молодого мужчины, подошедшую к нам. Он выглядит не намного старше меня, может, лет девятнадцать или двадцать. Он отличается от других теней, которых я видела раньше. Более живой. Не угаснувший. Он новенький, понимаю я. Только что прибыл в Загробный мир. От всего сердца я сочувствую этому бедному пареньку.

Впрочем, моей симпатии хватает ненадолго.

– Поведай нам, почему ты здесь, – обращается к нему Алекто.

– Я обокрал своих родителей, – без колебаний отвечает он. – Забрал все их сбережения, которые они откладывали на пенсию. Теперь у них нет ни копейки, а мой отец болен. Они теперь не могут позволить себе лечение, в котором он так сильно нуждается.

Он говорит об этом так непринужденно, словно рассказывает о том, чем занимался в отпуске или на выходных, и я смотрю на него с отвращением. Вот ведь сволочь.

– Какова его расплата? – спрашивает Мегера. Она обращается ко мне. – Какое наказание подойдет для беспечного мальчишки, обокравшего родителей и оставившего их без гроша в час величайшей нужды?

Я качаю головой: я не имею ни малейшего понятия.

– Должны ли мы обокрасть его, как он обокрал тех, кто подарил ему жизнь? – продолжает она. – Око за око?

– Хм… Сожалеет ли он? – интересуюсь я. – Была ли у него причина для преступления?

– Слишком поздно для сожалений, – прерывает свое молчание Тисифона. – Он здесь, чтобы понести наказание.

– Но если он раскаивается… – начинаю я, но Мегера прерывает меня.

– Наказание назначено. Мальчишка будет свидетелем страданий своего отца. – В ее руках появляется зеркало в богато украшенной раме.

Я не понимаю. Если бы парень находился в мире смертных, его ждала бы тюрьма, но сначала состоялся бы суд. Его поступок чудовищен, и он должен за него заплатить. Но, возможно, у него были причины для кражи. Возможно, кто-то шантажировал его или ограбил. Я смотрю на тень мальчика, пытаясь прочесть на ее лице вину или следы сожаления, но она смотрит на меня безучастным взглядом.

Мегера протягивает мне зеркало и кивает в сторону парня. Я чувствую себя некомфортно, когда принимаю его из рук фурии и передаю ему. Тень безропотно принимает зеркало.

Когда парень заглядывает в него, его рот и челюсть сжимаются. Я смотрю на Мегеру.

– Молодец, – говорит она, триумфально улыбаясь. Неловкости вчерашнего вечера как не бывало.

Я наблюдаю за парнем, глядящим в зеркало, вижу, как первая судорога искривляет его безупречное выражение лица.

«Это не правосудие», – думаю я. Справедливости ради, этому юноше нужно было предоставить возможность оправдать себя, позволить объяснить причину своего поступка. Здесь же просто выслушали состав преступления и сразу перешли к приговору.

Я вспоминаю карты сивиллы. Я, мой путь, мои возможности. Одинокая и печальная девушка, три танцующие женщины и затем Справедливость. Но это не может быть она.

Когда парень уходит – бледнее, чем прибыл сюда, – Алекто подзывает меня к себе, где я и остаюсь, пока остальные тени получают свое наказание.

– Как долго продолжается наказание? – спрашиваю я у Алекто на обратном пути.

– Пока они сполна не расплатятся за свои согрешения.

– И сколько это обычно длится? – допытываюсь я.

– Пока справедливость не восторжествует.

– Но что, если отец парня умрет раньше?

– Его наказание будет продолжаться. Мальчишка будет наблюдать за страданиями отца, даже если тот пополнит ряды мертвых. Будет смотреть, пока справедливость не восторжествует.

Я не понимаю. «Но тебе и не надо понимать», – напоминаю себе. Это не мой мир.

Когда мы возвращаемся в Эреб, Алекто усаживает меня в мой уголок, и я замираю, чувствуя, что кое-что изменилось. И только когда я приступаю к обеду, замечаю выемки в скале, где мы посадили семена, пустыми, словно специально выставленными напоказ. Что-то подсказывает мне поискать нарцисс, который привел меня сюда, но исчез и он. Как и мой дождевик. Последнее напоминание о доме. Их потеря заставляет меня рухнуть на колени.