Её тёмные крылья

«Да. Нет». Я хватаюсь за край скамьи, посылая волны боли в свои ладони, и киваю. Готова, как никогда раньше.

Лодочник использует весло, чтобы оттолкнуться от причала. Впереди нас ворота в страну мертвых бесшумно распахиваются, посылая волны биться о борт лодки, и я запоздало понимаю, что я первый в истории человек – за исключением Лодочника, – кто выплывает из Загробного мира. И эта мысль не приносит мне никакой радости. Я не восторгаюсь, не ликую от того, что наконец-то возвращаюсь домой. Чувствую одну лишь тупую боль, так похожую на боль от разбитого сердца.

Когда мы проходим под башнями, я слышу низкое утробное рычание и поворачиваюсь, замечая высоко в тени шесть красных светящихся глаз, следующих за нашим путем. Я знаю, что это такое. Оно затихает, когда я встречаюсь с ним взглядом и осматриваю его, представляя себе три головы, опускающиеся на огромные лапы, чтобы отдохнуть. Глаза продолжают зорко следить за нами, пока мы проплываем, а я продолжаю смотреть на него.

Когда мы оказываемся за воротами, я оглядываюсь и вижу, как они закрываются. Мое сердце гулко стучит в груди, ускоряясь, когда что-то мелькает в одном из окон левой башни, чем привлекает мое внимание. Я замечаю часть бледной щеки и лба, обрамленных тенями, и один темный глаз. Я не машу рукой, и он тоже, но я не отвожу взгляд, пока бог полностью не растворяется в небытии. Тогда я снова смотрю вперед на надвигающийся к нам горизонт.

Мы движемся по Ахерону среди гор, и я, вспомнив об Эребе, хочу, чтобы мы проплыли мимо него, пусть это и глупо. Вряд ли фурии сидят на крошечной прибрежной полосе, ожидая, когда мы будем проплывать мимо, чтобы помахать мне рукой и пожелать счастливого пути. Я представляю, как они ныряют с небес и втроем атакуют лодку, чтобы похитить и вернуть меня домой, затягивая в клубок из них и их перьев, чешуи и когтей. И я бы позволила им, вот в чем дело. Даже после всего. Благодаря фуриям я буквально приняла монстра внутри себя, и ему понравилась компания. Нам нравилась их компания.

Когда мы удаляемся от гор, река выбрасывает нас в море, и вода вокруг лодки меняет цвет с коричневого, как воды Ахерона, на грифельно-серый реки Стикса, что окружает Загробный мир. А затем наконец становится глубокого темно-синего оттенка. В ту же секунду все мое тело покрывается гусиной кожей. Не из-за страха или дурных предчувствий, а потому что мне холодно.

Дыхание перехватывает в груди.

Мне холодно, и появился цвет. А это значит…

Мы не прошли через туманную завесу или барьер, но в какой-то момент пересекли невидимую черту между царством мертвых и миром живых. Когда я оглядываюсь, Загробный мир исчез, и позади меня лишь бескрайний темный океан, словно ничего и не было.

Я, обхватив руками свое дрожащее тело, смотрю наверх и вижу звезды.

Я откидываю голову назад, устремляя взгляд в безлунное небо. Сотни тысяч крохотных белых огоньков усеивают небосвод, Млечный Путь бледной лентой протянулся между ними. Пояс Ориона. Большая Медведица. Каллиопа. Персей. Я всегда знала их и могла безошибочно найти на небе, поэтому ищу их и сейчас, отслеживая взглядом, – старые добрые звезды на своих прежних знакомых местах.

В горле встает ком, потому что это красиво, так красиво, а я никогда не ценила этого раньше. Вот что случается, когда растешь в месте вроде нашего Острова: ты перестаешь восхищаться такими невероятными природными явлениями, как звезды и Млечный Путь, потому что видишь их каждую ночь, если небо не затянуто тучами. Они всегда там, всегда ждут тебя. Ты привыкаешь к красоте, пресыщаешься ею и перестаешь обращать внимание – не из неблагодарности, а потому что привык. Ты принимаешь все как должное, считая, что это никогда не изменится. И, лишь потеряв, понимаешь, как сильно по этому скучаешь.

– Все в порядке, госпожа? – спрашивает Лодочник, и его голос разносится над водой.

– Да. Думаю, да. – Я опускаю голову, чтобы взглянуть на него, и обнаруживаю, что плачу, хотя не понимаю почему. Я утираю слезы тыльной стороной ладони и крепко сжимаю челюсти.

Он выпускает весла из рук и снимает свой плащ, протягивая его мне.

– Возьмите. Вам здесь холодно.

– А вам он не нужен?

– Нет, госпожа. Прошу. – Харон подталкивает плащ ко мне.

Я беру его и набрасываю на себя. Плащ не сохранил тепла, потому что некому было его греть, но он защищает мою кожу от холодного ночного воздуха. К горлу снова подкатывает комок, и я сглатываю его.

– Мы почти на месте.

Как только он говорит это, как над морем проносится столб яркого света, и я оборачиваюсь, замечая маяк моего отца, что стоит высоко в горах. Луч пролетает над темной водой, а затем движется дальше.

– Он не увидит нас? – неуверенно спрашиваю я. – Мой отец. Он один из смотрителей маяка.

– Никто не видит меня, пока не приходит нужный час.