Мерри поднимает чашку, которую принесла с собой, нахмурившись, глядя на кольцо жидкости, оставшееся от нее.
– Вытру позже. Что случилось? – резко спрашивает она, повернувшись ко мне.
Слезы текут по моим щекам, а я лишь качаю головой, не в состоянии выдавить ни слова, чтобы объясниться.
– Эй. – Мерри снова ставит чашку и притягивает в свои объятия. – Что происходит, Кор?
– Просто я скучала по вам, – сдавленно отвечаю мачехе в плечо, и кончики моих пальцев пылают, когда я прижимаю их к ней, что напоминает мне о скрывающейся под кожей силе. Я плачу только сильнее, потому что Мерри не решилась бы утешать меня, зная, какой во мне живет монстр.
– Мы тоже скучали по тебе. – Мачеха гладит меня по спине, как будто я ребенок. – Я даже не понимала, как сильно, пока не увидела твою записку и не поднялась сюда, а тут ты. – Ее голос звучит сдавленно, и, когда я отстраняюсь, замечаю слезы в ее глазах. – Посмотри, что ты натворила, – смеется Мерри, утирая их рукавом. – Ну мы и парочка.
– Прости, – говорю я, чувствуя себя виноватой, потому что крошечное слово не способно вместить всего, и я никогда-никогда не смогу объяснить ей или кому-нибудь еще и половины того, что хотела бы. Но есть кое-что, что я хочу сказать, произнести вслух, признаться кому-то, чье мнение имеет для меня значение. – Я должна тебе кое-что рассказать.
– Ладно. – Мерри настороженно смотрит на меня.
Я делаю глубокий вдох.
– Я пожелала Бри смерти. В ночь, когда она умерла. Я пожелала, и это произошло.
Мерри уставилась на меня.
– Ох, Кори. – Ее глаза снова наполняются слезами. – Из-за этого ты уехала? Потому что считала себя ответственной за это? О, детка. – Она вновь обнимает меня. – Я хочу, чтобы ты выслушала меня, и выслушала внимательно. Ты не убивала эту девочку. Даже если и хотела этого.
– Ты не понимаешь…
– Кори, нельзя убить кого-то одним желанием.
Но именно это я и сделала. И не должна была. И уж тем более не должна была радоваться этому. Я не такая.
Мерри позволяет мне выплакаться, сидя рядом со мной, пока слезы не иссякают, а голова не начинает раскалываться от боли. – Лучше? – спрашивает она, и я киваю, потому что ей это нужно. – Ты уверена, что ничто не заставило тебя вернуться? Я, конечно, безмерно рада тебя видеть, – добавляет она. – Но не случилось ли что-то, может, ты с кем-то поссорилась?
Я почти улыбаюсь.
– Нет.
Мерри смотрит на меня долгим, испытующим взглядом.
– Ну хорошо, – наконец отвечает она. – Как насчет того, чтобы я спустилась и сварила для тебя кофе? – Я согласно киваю, и она продолжает: – И тебе следует принять душ, потому что, честно говоря, Кори, ты похожа на грязнулю и слегка пованиваешь.
Из меня вырывается удивленный смешок, когда я слышу от Мерри материнское наставление. Должно быть, я и в самом деле выгляжу кошмарно, раз уж мачеха так говорит.
– Что это? – Она тянется к моей тунике, все еще обмотанной вокруг подушки.
Я отталкиваю ее руки.
– Ничего. Ничего особенного. Я спущусь, как только приведу себя в порядок.
Мерри снова бросает на меня изучающий взгляд.
– Хорошо, – медленно произносит она, и в ее голосе слышится подозрительность. – Не задерживайся.
Но я задерживаюсь.
Я встаю под душ и остаюсь там, позволяя горячей воде обрушиваться на меня, стекать по воспаленным участкам над лопатками, пока боль окончательно не уходит. Я мою волосы и наношу на них кондиционер, расчесываюсь, повторяя процедуру дважды, трижды, пока волосы не начинают трещать, а кожа головы – болеть. Я натираю ступни пемзой, отшелушивая всю огрубевшую кожу, что была мне отличным подспорьем, когда я поднималась в свой альков и спускалась из него, а также в моем тайном саду. Я снова и снова мою свое тело, истратив практически целый кусок мыла, пока оттираю многомесячную пыль и грязь Загробного мира, которые окрашивали воду в коричневый, прежде чем она исчезала в сливе. А я зачарованно наблюдаю за этим, испытывая отвращение. Я действительно была грязной.
Стоп.
Когда я выхожу из душа, от жары и влажности у меня начинает кружиться голова. Я открываю окно, наблюдая, как прохладный воздух с улицы всасывает пар, а затем протираю зеркало, чтобы посмотреть на себя. Я выгляжу старше: черты моего лица стали более резкими, скулы – более очерченными, а в глазах застыла настороженность. Я разглядываю свое тело, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую. У меня значительно прибавилось мышц, но в остальном мое тело довольно смертное. Кем бы я ни была – кем бы я ни стала, – я по-прежнему выгляжу, как человек.
Когда я возвращаюсь в свою комнату, чтобы одеться, мягко ступая по половицам отшелушенными ступнями, слышу голос Мерри. На секунду мне кажется, что в доме есть кто-то еще, и только потом я понимаю, что она говорит по телефону. Говорит обо мне.