– Я не имею в виду истерику, которую ты закатила, прежде чем сбежать с моего острова. Я про тот беспорядок, что ты оставила, отправившись на поиски судьбы.
– Я не отправлялась на поиски судьбы. Я сорвала цветок и провалилась в Загробный мир. Я не специально.
Она внимательно на меня смотрит.
– Не специально, – повторяю я. – И я думала, это Аид все исправил.
Сивилла наклоняется поверх надгробия и поднимает мою руку, вкладывая в нее чашку.
– Да, велев мне этим заняться. Это я заставила твоего отца и Мерри думать, будто ты в безопасности с матерью, а не пропала или утонула. Это я гнала их мысли прочь всякий раз, как они хотели позвонить тебе. Я заставила их думать – всех их, – что нет ничего необычного в том, что они не получают от тебя весточку, в том, что ты растворилась в воздухе, оставив дома свой телефон, ноутбук и все вещи. Мне пришлось немало потрудиться, прикрывая тебя, Кори Аллауэй. Так что прими мое радушие, когда я его предлагаю.
Ведьма смотрит на меня, и ее лицо меняется со старого на молодое, а потом становится материнским и свирепым.
Я подношу стакан ко рту, будто заключаю сделку. Первый глоток – сплошной сок, второй – в основном водка, и она жжет раны от клыков на моей губе, а затем обжигает горло до самого желудка. Допив, я отдаю Сивилле стакан, но она наполняет его снова.
– Я все еще считаюсь несовершеннолетней.
– Раньше тебя это не смущало, – усмехается ведьма.
– Как вы это сделали? – спрашиваю я, взбалтывая стакан. – Заставили всех забыть. С помощью непенфа?
– В нем нет нужды. – Хитрая и лукавая улыбка на мгновение напоминает мне о фуриях. – Не тогда, когда воды Острова заражены самой Летой.
Я широко раскрываю рот.
– Серьезно? Лета в нашей воде?
– Не так уж и много. Небольшая струйка. Ой, да не корчи ты такую чваную физиономию, – огрызается сивилла, и я меняю свое выражение лица, хотя и не понимаю значение слова «чваный». – Никто не позволил бы смертным оставаться на Острове, расположенном так близко к Загробному миру с его бесконечным потоком новых теней, если бы воды Леты не позволяли спустить все на тормозах. Иначе возникло бы слишком много вопросов. Слишком много необъяснимого творится тут, у порога Смерти. Достаточно и того, что вы, ребятки, постоянно подначиваете друг друга залезть на холм и посмотреть через плечо, подогревая слухи. Нет уж, пусть лучше пьют воду и забывают о том, что видели.
Так вот почему Гермес огорчился, когда я отказалась пить воду из-под крана. Он-то думал, что это решит проблемы. Все это время… Я вспоминаю о своем бедном отце, которому пришлось менять трубы. И, видимо, это объясняет, почему Мерри забыла о моем дне рождения.
– Почему? – спрашиваю я. – Почему она кажется гадкой только мне?
– Не только тебе. Мне она тоже не нравится. И Гермесу…
Ведьма ухмыляется, и на долю секунды я вижу все три ее лица, наложенные друг на друга – обнажающую зубы усмешку девушки, снисходительную материнскую улыбку и знающую ухмылку старухи. Три в одном.
– Как вам это удается? – спрашиваю я и тут же краснею, понимая, как грубо это прозвучало. – Извините, я просто… У большинства людей только одно лицо.
Она раздраженно фыркает.
– У большинства людей два лица. И если ты до сих пор этого не поняла, то ты безнадежна.
В ногах сивиллы пес протяжно вздыхает почти как человек, затем опускает голову на лапы, глядя на меня светящимися красными глазами. Я делаю глоток.
– Позволь мне задать вопрос. Почему ты вернулась, Кори? – спрашивает она.
– Потому что здесь мой дом.
– Так ли это? До сих пор?
Я вспоминаю обо всем, что знаю о себе. Что люблю и чем дорожу. Я не играю на музыкальных инструментах и не занимаюсь спортом, не умею ни петь, ни рисовать. Я выращиваю растения – вот мое умение. Мой единственный дар.
– У меня был сад там, – медленно сообщаю я. – В Загробном мире. Всего на один день, но я вырастила его. В стране мертвых, где нет ни дождя, ни солнца, я создала цветы. И фрукты тоже. Золотые гранаты, как вы и сказали. Первые и единственные в своем роде. На вкус они были как… – Я замираю и вспоминаю. Соль и мед. – Я единственная, кто может там что-то вырастить.
Сивилла молча подливает себе напиток.
– Но там я становлюсь чем-то другим. Я другая. – «
– А как я могу иметь три лица? Как Гермес может проникать в сны? – Она осушает свой стакан и пытается наполнить снова, шипя от раздражения, когда понимает, что фляжка пуста. Я предлагаю ведьме свой стакан, и она берет его.
Я пожимаю плечами.
– Я просто хочу знать, кто я.
– А разве ты не можешь быть и тем, и другим? Разве не можешь иметь два лица? Разве не можешь принадлежать двум мирам?
– Гермес говорил, что даже просто перемещаться довольно трудно. Что невозможно по-настоящему принадлежать двум мирам.