«Этот мужчина, который мне <даже> не любовник, загорается где-то еще и приходит погасить огонь подле меня!!! Я хотела быть свободной, <…> а обречена оплачивать образ жизни, который превосходит мои средства, который лишает меня возможности путешествовать, получать впечатления. Я художник, я хотела заниматься искусством, которое люблю больше чего бы то ни было, и с тех пор, как великая жертва израсходована, как я уже не работаю, я хотела жить искусством того, кто есть моя жизнь»[381].
Еще более странная и драматичная ситуация сложилась в тот период, когда Марианна приняла решение жить вместе с любовницей Явленского и их ребенком. Она не просто позволила им жить вместе с ней, но сделала все, чтобы ребенка признали племянником Явленского, устроила быт и продолжала заботиться обо всех членах семьи. Вероятно, все это делалось не только из большой любви, но и из-за желания не запятнать репутацию респектабельной женщины-аристократки.
Говоря об отношениях с Явленским, нельзя не упомянуть о властности и идеалистичности Верёвкиной, которые, в частности, распространялись и на личные отношения. Об этом писал Василий Кандинский. Сохранилась запись диалога, в участниках которого несложно узнать Верёвкину под именем баронессы и Явленского под именем Lulu[382]. Кандинский отмечает внутреннюю несвободу обоих, властную любовь одного и нерешительность другого. Сюжет диалога такой: Lulu пытается выпить из графина воды, но не может, потому что в этот момент баронесса не считает для него полезным пить воду… после многократных попыток Lulu уходит, не испив воды. В своих записях Кандинский с сожалением отмечает реальную сторону конфликта – не идейные, а именно семейные сложности. Он сочувствует Явленскому и хотел бы для него свободы от властной баронессы.
При всех этих странных обстоятельствах на протяжении долгих лет Верёвкина продолжала любить Явленского, о чем свидетельствуют многочисленные письма к нему. Например, в 1899 Марианна пишет из семейного имения Благодать:
«…здесь все, все говорит мне о тебе, закрываю ли я окна в моей спальне, вспоминаю, как ты все там приделывал, чтобы щелей не было, иду ли по саду, вспоминаю наши ссоры и миры, все молодое нашего молодого счастья, темное уходит вдаль, остается одно бесконечно благодарное сознание, что жизнь не обманула, что стоило бороться и страдать»[383].
В 1914 году с началом Первой мировой войны вся семья была вынуждена переехать в Швейцарию, это произошло в срочном порядке. Кроме того, с приходом большевиков к власти в России Марианна перестала получать отцовскую пенсию в размере 2000 рублей[384]. Впервые она и вся семья, которую она обеспечивала (Алексей Явленский, его любовница Елена Незнакомова, которая жила и работала в их доме служанкой, и сын Явленского и Незнакомовой Андрей) столкнулись с нуждой. В Швейцарии они жили в разных городах, но всегда очень скромно; известно, что на какое-то время Марианна устраивалась на работу в фармацевтическую компанию и что какие-то работы удавалось продавать, но этого не хватало на ту жизнь, к которой они привыкли. В Швейцарии им пришлось восстанавливать и заново выстраивать художественные связи. Как и многие творческие личности, находящиеся в то время в Цюрихе, они общались с кругом дадаистских художников. В 1918 году они переехали в небольшой провинциальный город Аскону – там жили их друзья-художники, жизнь была дешевле, а климат мягче.
Веревкина М. Аве Мария. 1927 Муниципальный музей современного искусства Асконы.
Тридцатилетние отношения художников завершились в 1921 году, когда Явленский решился официально оформить брак с Еленой Незнакомовой и переехал вместе с ней и уже взрослым сыном Андреем в немецкий Висбаден.