Эйсид-хаус

– Ты же не хочешь, чтобы твои приятели думали, небось, мол, парень со странностями, а? Как бы то ни было, твоя мать и я – мы не становимся моложе. Мы вступаем в сложную фазу в нашей жизни, сын. Некоторые могут сказать… – Боб Койл посмотрел на свою жену, – в опасную фазу. Твоей матери и мне, сын, нам нужно время, чтобы разобраться с нашей жизнью. Привести все в порядок, если понимаешь, о чем я. У тебя есть девушка, малышка Эвелин. Ты знаешь, что к чему. – Боб-старший подмигнул своему сыну, ища на его лице признаки понимания. Не усмотрев ничего подобного, он заговорил снова: – Твоя проблема, сын, в том, что ты живешь на всем готовом. И кто страдает? Я скажу тебе, такие простаки, как мы здесь. – Боб-старший ткнул себя пальцем в грудь. – Твоя мать и я. Да, не так-то просто нынче найти жилье, особенно когда привык жить как фон-барон. Но мы ничего об этом не будем говорить. Я и твоя мама, мы готовы дать тебе двухнедельную отсрочку. Достаточно времени на поиски своей квартиры… а через четырнадцать дней уж будь так добр – освободи площадь.

Несколько ошарашенный Боб смог только выдавить из себя:

– Да… понятно…

– Не думай, что мы пытаемся избавиться от тебя, сынок. Просто твой отец и я подумали, что это будет взаимовыгодно для обеих сторон, и для нас, и для тебя, типа, если ты найдешь свое собственное жилье.

– Хватит, До, – триумфально пропел отец Боба. – Взаимовыгодно для обеих сторон. Мне это нравится. Да уж, сын, если тебе и нашей Кэти какие-то мозги в наследство и достались, это все материна заслуга, такой дубина, как я, тут совсем ни при чем.

Боб поглядел на родителей. Они казались какими-то другими. Он всегда воспринимал отца как толстого и одышливого хронического астматика, а его половину как толстушку в засаленном спортивном костюме. Физически они выглядели по-прежнему, но теперь он впервые уловил исходящие от них флюиды сексуальной озабоченности, и ему стало не по себе. Теперь он видел предков такими, как есть: гнусными, развратными гадами. Теперь он осознал, что же было в тех взглядах, которыми они провожали его, когда он вел Эвелину наверх заниматься сексом: не смущение или негодование, но предвкушение. Да плевать им было, чем он там занимался; просто это позволяло им приступить к собственному грязному делу.

Эвелина. Как только он поговорит с ней, все наладится. Эв его всегда понимала. Мысль об официальном обручении и женитьбе, так долго отвергавшаяся Бобом, теперь просочилась в его сознание, и он увидел массу открывающихся возможностей. Да он был просто слеп! Они снимут собственное жилье. Он сможет смотреть видео каждый вечер. Ебаться каждую ночь. Попадет в другой клуб; нахуй «Стар»! Эвелина будет стирать форму. Внезапно снова повеселев, он вышел на улицу и отправился к телефонной будке у магазинов. В родительском доме он уже чувствовал себя как незваный гость.

Эвелин взяла трубку. Дух Боба взыграл пуще, предвкушая перспективу компании. Перспективу понимания. Перспективу секса.

– Эв? Боб. Все в порядке?

– Да.

– Как насчет зайти?

– …

– Что? Эв? Зайдешь, да?

– Нет.

– Как нет?

Что-то было не так. Внезапная судорога тревоги пронзила Боба.

– Просто не приду.

– Но почему нет? У меня был плохой день, Эв. Мне нужно поговорить с тобой.

– Да. Ну, говори тогда со своими дружками.

– Не будь такой, Эв! Я говорю, что у меня был тяжелый день! Что такое? Что не так?

– Я и ты. Вот что не так.

– Что?

– У нас все кончено. Финито. Капут. Конец истории. Доброй ночи, Вена.

– Что я сделал, Эв? Что я сделал? – Боб не мог поверить своим ушам.

– Ты знаешь.

– Эв…

– Дело не в том, что ты сделал, а в том, чего не сделал!

– Но Эв…

– Я и ты, Боб. Мне нужен парень, который может что-то делать для меня. Кто-то, кто действительно может заниматься любовью с женщиной. А не какой-нибудь толстый козел, который сидит сиднем, болтает о футболе и сосет лагер со своими дружками. Настоящий мужчина, Боб. Сексуальный мужчина. Мне двадцать, Боб. Двадцать лет. И я не собираюсь провести всю жизнь привязанной к какому-то мудаку!

– Какая муха тебя укусила? А? Эвелин? Ты никогда раньше не жаловалась. Я и ты. Ты была просто глупенькая маленькая девочка, когда встретила меня. Никогда не знала, что такое трахаться, черт возьми…

– Да! Ну теперь все изменилось! Потому что я встретила кое-кого, Боб Койл! И он, твою мать, больше мужчина, чем ты когда-нибудь станешь!

– …Что?.. Что?.. ЧТО?… ЧТО ЗА ЧУУУВВААК!

– Это уж мне знать, а тебе выяснять!

– Эв… как ты могла сделать это со мной… ты и я, Эв… всегда были ты и я… обручение и это…

– Извини, Боб. Но я была с тобой с шестнадцати лет. Тогда, может, я ничего и не знала о любви, но теперь, черт подери, точно знаю об этом гораздо больше!

– ТЫ ЕБАНАЯ ШЛЮХА!… ТЫ УЖАСНАЯ ГНУСНАЯ ТВАРЬ!…

Эвелин швырнула трубку.

– Эв… Эв… Я люблю тебя… – Боб впервые произнес эти слова, обращаясь к мертвой телефонной линии… – БЛЯЯЯЯДЬ! ЕБАНАЯ БЛЯЯЯДЬ!

Он вдребезги разбил трубку в будке. Тяжелыми говнодавами он вышиб две стеклянные панели и пытался вырвать телефон из гнезда.

Боб не подозревал, что рядом с будкой затормозила патрульная полицейская машина.