Эйсид-хаус

В местном полицейском участке произведший задержание констебль, Брайан Кокрейн, печатал показания Боба, когда появился дежурный сержант Моррисон. Боб сидел в подавленном молчании перед столом, пока Кокрейн печатал двумя пальцами.

– Добрый вечер, сержант, – сказал констебль Кокрейн.

Сержант пробормотал нечто неопределенное, что могло быть, а могло и не быть «Брайан», и даже не оглянулся. Он положил пирожок с сосиской в микроволновку. Открыв шкафчик над ней, он увидел, что там нет кетчупа, и пришел в ярость. Он терпеть не мог закусок без кетчупа. Расстроенный, он повернулся к Кокрейну:

– А кетчупа-то нет. Ну твою мать, Брайан. Чья очередь была закупаться?

– Да… извините, сержант… вылетело из головы, – сказал смущенный констебль. – Совсем, типа, закрутился… вечерок тот еще.

Моррисон печально покачал головой и глубоко вздохнул:

– Ну и каков улов, Брайан?

– Э-э… есть один насильник, есть чувак, порезавший парнишку в торговом центре, и вот этот шут гороховый. – Он указал на Боба.

– Так… Я уже заходил в камеру и переговорил с насильником. Похоже, довольно приятный молодой парень. Сказал мне, что эта глупая шлюшка сама напрашивалась. Старо как мир, Брайан. Чувак, пырнувший мальчонку… ну, глупый козлина, но дело молодое, перебесится. Что насчет этого мудозвона?

– Поймал его, когда он курочил телефонную будку.

Сержант Моррисон крепко сжал зубы. Пытаясь не взорваться от приступа гнева, он заговорил медленно и осторожно:

– Отведи этого ковбоя в камеру. Я хочу перекинуться с ним парой слов.

Кто-то еще хотел перекинуться парой слов. Последнее время «пара слов» не сулила Бобу ничего хорошего.

Сержант Моррисон был владельцем акций «Бритиш телеком». И сильнее сосиски без кетчупа его бесил разве что вид того, как активы БТ, составлявшие часть его вложений, обесцениваются бессмысленным вандализмом.

В камере Моррисон от души врезал Бобу в живот, затем по ребрам и по яйцам.

– Ну что, оценил эффективность политики приватизации? – улыбнулся сержант, глядя на Боба, стонущего на холодном кафельном полу. – Я никогда бы не реагировал так, как сейчас, если бы ты разгромил телефонную будку, когда они были национализированы. Знаю, по сути это одно и то же; но вандализм тогда означал бы для меня увеличение налогов, а нынче – меньшие дивиденды. Теперь, сынок, на карту для меня лично поставлено куда больше. Так что я не хочу, чтобы какой-то люмпен-пролетарский смутьян угрожал моим вложениям.

Боб лежал, жалко стеная, мучимый тошнотворной болью и подавленный моральными страданиями.

Сержант Моррисон считал себя справедливым человеком. Как и остальные сидевшие по камерам задержанные, Боб получил на завтрак чашку крепкого чая и булочку с джемом. Он не мог ее коснуться: масло и джем положили вместе. Он не сумел съесть ни кусочка, а вскоре ему предъявили обвинение в нарушении общественного спокойствия и нанесении преступного ущерба собственности.

Освободили его в 6:15 утра, но он чувствовал себя слишком слабым, чтобы идти домой. Вместо этого он решил отправиться прямо на работу после того, как посидит в кафе за яичницей с булочкой и чашкой кофе. Он нашел подходящее место и сделал заказ.

Наевшись, Боб пошел заплатить по счету.

– Один фунт шестьдесят пять пенсов.

Владелец кафе был здоровый, толстый, засаленный мужик, с лицом, изрытым оспинами.

– Да? Погодите минутку…

Боб принялся считать свои деньги. Он и не подумал проверить, сколько у него оставалось, хотя в полиции у него все забрали, вместе с ключами и шнурками от ботинок, и только что утром ему пришлось расписаться в получении.

Всего набралось фунт и тридцать восемь пенсов. Владелец кафе поглядел на физиономию Боба, небритую, со слезящимися глазами. Он пытался сделать из своего кафе респектабельное заведение, а не прибежище для бомжей. Выйдя из-за прилавка, он потащил Боба за дверь.

– Умник хитрожопый нашелся… скотина… мог видеть цены, не слепой… Я, блядь, погожу тебе, мудак…

Вытащив Боба на холодную пустынную улицу, толстяк ударил его в челюсть. Больше от утомления и дезориентации, чем от силы удара, Боб свалился мешком, стукнувшись головой о тротуар.

Несмотря на умственную и физическую опустошенность, Боб начал вкалывать на полную, пытаясь забыть о своих волнениях и чтобы день прошел побыстрее. Обычно он грузил и таскал очень немного, здраво рассуждая, что, поскольку он сидит за рулем, собственно погрузка не его работа. Сегодня тем не менее он трудился засучив рукава. В первый рейс они перевозили барахло каких-то богатых гадов из большого шикарного дома в Крэмонде в большой шикарный дом в Грейндже. Остальные ребята в команде, Бенни, Дрю и Зиппо, были гораздо менее разговорчивыми, чем обычно. В любой другой день Боб заподозрил бы что-то неладное. Но сейчас, чувствуя себя ужасно, он только приветствовал их молчание.

Они вернулись на склад в Кэнонмиллс в 12:30 на обед. Боб был удивлен, когда его вызвали в офис управляющего, Майкла Рафферти.