Эйсид-хаус

– Садись, Боб. Я сразу перейду к делу, приятель, – сказал Рафферти, делая все, кроме этого. – Уровень нашей работы, – продолжил он загадочно и указал на плакат Ассоциации грузоперевозок, висящий на стене, с логотипом, украшавшим каждый из их грузовых автомобилей, – ничего сейчас не стоит. Нынче, Боб, главное – это цена услуг. И все эти ковбои, имеющие меньше персонала и более низкие расходы, они обставляют нас, Боб.

– Что вы пытаетесь сказать?

– Мы должны урезать расходы, Боб. Где я могу урезать расходы? Тут? – Он выглянул из стеклянной коробки офиса и окинул взглядом склад. – Мы связаны здесь пятилетним договором об аренде. Нет. Это должны быть расходы на имущество и на труд. Все зависит от положения на рынке, Боб. Мы должны найти нашу нишу. И эта ниша – высококачественная фирма, специализирующаяся в местных перевозках для А, Б и В.

– Так что, я уволен? – спросил Боб с ноткой покорности в голосе.

Рафферти поглядел Бобу в глаза. Он недавно побывал на семинаре, озаглавленном «Позитивное управление сценарием сокращения штатов».

– Твое место сокращается, Боб. И важно помнить, что дело не в человеке, которого мы сокращаем, а в рабочем месте. Мы слишком раздули штат, Боб. Замахнулись на континентальные перевозки. Пытались конкурировать с большими парнями и, вынужден признать, потерпели поражение. Немного увлеклись в девяносто втором, единый рынок и все такое. Я вынужден продать большой грузовик. И сократить водительскую позицию. Это не так просто, Боб, но пришедшие к нам последними будут первыми на сокращение. Теперь я сообщу всем в отрасли, что знаю надежного водителя, который ищет работу, и, конечно, дам тебе отличную рекомендацию.

– Конечно, – повторил Боб с саркастической горечью в голосе.

Боб ушел, когда наступило время ланча, и отправился выпить пинту и съесть тост в местном пабе. Возвращаться на работу он уже не стал. Когда он сидел и пил один, к нему приблизился незнакомец и сел рядом, хотя в пабе было полно свободного места. Мужчина выглядел на пятьдесят, не особенно высокий, но с запоминающейся внешностью. Его седые волосы и белая борода напомнили Бобу одного фолк-певца, чувака из Corries, или, возможно, из Dubliners.

– Ты все проебал, глупый мудак, – сказал ему мужчина, поднося к губам пинту крепкого темного пива.

– А? Что? – снова удивился Боб.

– Ты. Боб Койл. Ни дома, ни работы, ни подруги, ни друзей, полицейский протокол, избитая морда, и все это за несколько часов. Отлично, – подмигнул он и отсалютовал своей пинтой, словно пил за здоровье Боба.

Это одновременно разозлило и заинтриговало Боба.

– Откуда, твою мать, ты это знаешь? Кто ты, черт побери, такой?

Мужчина поднял голову:

– Это мое дело все знать. Я – Бог.

– Ну ты, блядь, даешь, старый псих! – хохотнул Боб, запрокинув голову.

– Черт побери. Еще один умник попался, – устало сказал мужчина. Затем он с таким скучающим, пресыщенным видом, будто делает это в тысячный раз, выдал следующий спич: – Роберт Энтони Койл, родился в пятницу двадцать третьего июля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, у Роберта Макнамары Койла и Дорин Шарп. Младший брат Кэтлин Шивон Шо, вышедшей замуж за Джеймса Аллана Шо. Они живут по адресу Паркглен-Кресент, дом двадцать один в Гилмертоне, у них есть ребенок, которого также зовут Джеймс. У тебя серповидное родимое пятно на внутренней стороне бедра. Ты ходил в начальную школу Грэнтона и среднюю школу Эйнсли-Парк, где получил аттестат с двумя оценками, средними, по столярной работе и черчению. До недавнего времени ты работал на фирме по перевозке мебели, жил дома, имел подружку по имени Эвелин, которую не мог удовлетворить сексуально, и играл в футбол за «Грэнтон стар» так же, как ты занимался любовью, то есть усилий прилагая немного, а умения еще меньше.

Боб сидел выжатый как лимон. Его собеседник словно источал некую полупрозрачную ауру. Говорил тот с уверенностью и убедительно. Боб почти поверил ему. Он не знал, чему больше верить.

– Если ты Бог, на хрена тогда ты тратишь свое время на меня?

– Хороший вопрос, Боб. Хороший вопрос.

– Я имею в виду этих голодающих детей, типа, по телевизору и все такое. Если ты и вправду ты, мог бы разобраться с этим, вместо того чтобы бухать с такими, как я.

Бог поглядел Бобу в глаза. Он выглядел удрученным.

– Заткнись-ка на минутку, парень. Просто уясни одну вещь. Каждый чертов раз, когда я спускаюсь сюда, какие-то скоты грузят меня насчет того, что я, блядь, должен или не должен делать. Либо это, либо приходится вступать в какой-то философский, мать его, диспут с каким-нибудь придурком-студентиком о моей же природе, уровне моего всемогущества и всем этом дерьме. Задрало уже оправдываться, вы, мудаки, еще не доросли критиковать меня! Я сделал вас, идиотов, по моему образу и подобию. Вы это все натворили, вы, вашу мать, и разбирайтесь. Этот кретин Ницше вообще облажался, когда сказал, что я умер. Я не умер; я просто послал все нахуй. Делать мне больше нечего, как решать проблемы каждого козла. Всем остальным насрать, а я чем хуже?

Боб нашел нытье Бога жалким.