Эйсид-хаус

Волоку Ронни в такси, немного раздосадованный тем, что мы пропустим целый час из так несуразно названного «счастливого часа»: ничего в нем счастливого, и не час, а дольше, – короче, оксюморон типа долбаного «морального большинства»[52]. В этом претенциозном гадюшнике, где токсичные химические вещества предлагали по ценам всего лишь грабительским, а не криминально вздутым, «счастливый час» был с пяти до восьми по будням. Глядя на страждущих, борющихся за внимание барменов, о счастье ты думал в последнюю очередь. Эти часы следовало переименовать в беспонтовые.

Ронни ввалился в такси на заднее сиденье, крепко приложившись лицом о стекло дверцы.

– Стокбридж, приятель! – крикнул я водителю, здраво рассудив, что, поскольку Ронни явно страдает от химического дисбаланса, немного амфетамина вернет его в состояние, близкое к адекватному.

Когда мы добрались до квартиры Вейтчи, там уже сидели Дениз и Пенман. Они все были под кайфом, нюхая кокаин. Ронни может идти нахуй. Не хватало только тратить на него кокс. Пусть лучше проспится, пока мы тусим. Вейтчи помог мне уложить его на диван, и Ронни вырубился в бессознанке. Дениз поджал губы:

– Боже, боже мой, Брайан притащил нам трофей. Это что выходит, Ронни – наш собственный маленький приз, да?

– Ну да, он самый, – сказал я, поймав взгляд Пенмана.

Он сделал мне дорожку, и я склонился над ней так, словно это была пизда, ссущая «Бексом». Неожиданно все стало куда краше.

– Что мы тут имеем? – Дениз расстегнул ширинку Ронни и вытащил наружу его вялый член; тот выглядел довольно отталкивающе, болтаясь между его бедрами, как сломанный чертик из табакерки.

Вейтчи громко заржал:

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха, бедный Ронни, ха-ха-ха-ха, просто нереально. Дениз, ну ты даешь, ха-ха-ха-ха.

– Ничего такая колбасина, – надул губы Дениз и нахально подмигнул нам, – а сейчас будет еще больше. Ну-ка посмотрим, смогу ли я вдохнуть немного жизни в бедного старого Ронни.

Он начал сосать его член. Вейтчи и я искали на лице Ронни признаки одобрения, признаки наслаждения, но мне оно казалось мертвым. Затем Вейтчи вытащил фломастер и нарисовал очки и гитлеровские усики на его физиономии.

– Боже мой, – повернулся я к Пенману, – я втаскиваю этого урода в такси и везу его сюда, чтобы за ним приглядели. Не могу оставить его в пабе в таком состоянии, подумал я. Отвезу, мол, его к Вейтчи, и ему там будет хорошо.

– Да, типично для вас, мудаков, – фыркнул Пенман и выковырял засохшего козла из своего носа; заметив, что к козлу прилипло немного кокса, слизал все вместе. – Ну чего, как дела-делишки? – спросил он меня.

– Дерьмово, – ответил я. – Но приколись, чувак, мне этим летом будет не хватать парков, сечешь? Не должен был я херить эту работу. Давало мне время писать песни для группы и все такое, сечешь?

Некоторые из нас подумывали о том, чтобы организовать группу. Вот это было дело по мне; играть в группе.

– Ну а я записался на уборку мусорных баков на все лето. Врубился? Служба Очистки, понятно?

– Да уж чего тут непонятного, – отозвался я.

Для меня это слишком похоже на настоящую работу, да и людей вокруг многовато. Недостаточно времени, чтобы думать, чтобы находиться в согласии с самим собой, чтобы просто наслаждаться уединением. Не так, как в парках.

Денизу с членом Ронни не повезло. Этот член был такой же заторможенный, как и все его остальное тело. Вейтчи достал поляроид и сделал несколько снимков самого процесса.

– Ему бы хотелось сначала услышать объяснение в любви. Дениз, прошепчи ему пару ласковых пустяков на ухо, – советовал Пенман.

Дениз вытянул губы:

– Сам же знаешь, Пенман, что все объяснения я приберег для тебя. Ты что, думаешь, я шлюха какая-нибудь?

Пенман улыбнулся, встал и взмахом руки пригласил меня к двери. Мы прошли в спальню. Он склонился над комодом, достал коробку и отщелкнул замок. Внутри лежал пластиковый пакет, полный таблеток.

– Экстази? – спросил я.

– Снежки, – кивнул он, улыбаясь. – Сколько сможешь толкнуть?

– Ну, сорок – легко. Только у меня нет такой кучи бабок вперед.

– Не важно, – сказал он, отсчитывая сорок таблеток и пересыпая их в маленький пакетик. – Отдашь, когда сможешь. Прошу по-божески – десятка за штуку. Они легко пойдут за пятнашку, а то и за восемнадцать, если сохранишь их до той недели, когда будет опенэйр «Резарекшн». Потом сочтемся. Вейтчи нервничает из-за того, сколько я тут прячу.

– Один вопрос, Пенман. Почему ты всегда заныкиваешь наркоту у Вейтчи?

– Вейтчи совсем псих; только он мне такое и позволяет. Не буду же я держать ее в своей квартире, сечешь?

Вполне логично. Несколько минут спустя в спальню донеслись возбужденные вопли Дениза:

– Брай-ааааан! Пеееен-мааан!

Я вернулся в гостиную и обнаружил Дениза и Вейтчи на диване – сидят друг напротив друга, широко расставив ноги и выпростав члены, оба с эрекцией. Ронни все еще валялся без сознания, его голова покоилась на спинке дивана. Дениз и Вейтчи тыкали своими эрегированными хуями ему в уши.

– Камера, – прошипел Дениз, – сними нас!

– Это будет классика, твою мать, ха-ха-ха, – ржал Вейтчи.

Я вскинул поляроид и встал в позе фотографа.