Эйсид-хаус

– Именно-именно, – сказал Дениз. – Так что я трахаю ее, типа, в пизду и все такое, – продолжал он, поднявшись и картинно двигая тазом вперед-назад. – Она осталась в таких длинных черных перчатках, глупая маленькая блядь, и все орала: «ЧУДЕСНО… ВОЛШЕБНО… ТРАХАЙ МЕНЯ СИЛЬНЕЕ» и тому подобное. Затем она кончила, и я принялся думать о Хатчи из «Чаппса», этом большом ебаном куске мяса, на которого давно положил глаз, и в итоге тоже кончил. Потом эта глупая блядь повернулась и сказала мне кокетливо так: «Это же было нечто, совсем не так, как с мужчинами, да?» Словно ожидала, что я выброшу прочь тюбик вазелина и побегу в «Сент-Джеймский центр» за чертовым обручальным кольцом! Ну, я быстренько привел ее в чувство; сказал, что это было даже хуже не самой удачной дрочки, что с ней мне пришлось еще больше воображать, будто трахаю кого-то другого. Она тут же в слезы – убирайся, мол. Ну а я просто говорю: «Да уж не бойся, цыпа, не задержусь».

М-да, неприятная история. Я же помню, как эта бикса меня отшила. Кажется, дело было в «Сити-кафе», но, может, и в «Уилки-Хаусе». Я видел ее несколько раз в «9Cs», даже однажды в «Пьюре». И когда я улыбался Денизу, фантомная дрожь от ее отказа пронизала меня, взорвав ту внутреннюю осыпающуюся дамбу самоуважения, о которой друзья-приятели обычно знать не знают. Тем не менее я умерил это чувство при мысли о ее унижении в лапах Дениза. А вслед за сладкой дрожью справедливого возмездия пришли смутные угрызения совести. Это-то и значит быть живым, когда испытываешь все эти перекосоебаные ощущения. Без них никуда; вот если они пропадут, тогда берегись.

Господи, этот проклятый телик нестерпимо скучный, и в холодильнике осталось только две банки мочи «Макьюэнс»! Я не мог заставить себя смотреть это дерьмо.

– Где этот мудацкий Вейтчи? – ругнулся я в пространство.

На экране появился министр финансов Норман Ламонт[53].

– Убить бы этого мудилу, так ведь он уже сдох, – проворчал Дениз.

Накатил очередной приход от экстази, так что я поднялся и начал танцевать. Впрочем, я не смог бы удержать эту волну в отсутствие внешних стимулов. Закатить, что ли, еще одно колесо и отправиться в «Цитрус» или «9Cs»…

– Этот урод, – кивнул я на Ронни, который по-прежнему дрых, свесив из ширинки вялый хуй, как дохлую сюрреалистическую змею, – сплошная чертова обуза. Тащишь на себе этого мудня, тащишь, а он тут же отрубается.

В приступе гнева я стащил Ронни с дивана на пол. Какой же он мерзкий с этими его идиотскими очками и усиками.

– Ему и на полу будет заебись, а диван освободится. Он так нажрался, что нихуя не заметит.

Мы втроем уселись на диван, используя Ронни как скамеечку для ног. Тот не подавал ни малейших признаков жизни. Мы по-прежнему изнывали от скуки, так что я поднялся, принес с кухни немного муки и высыпал ее на Ронни. И тут же словил кислотный флэшбэк, увидев на месте Ронни Слепака, лежащего в снегу.

– Эй, – загоготал Пенман, чуть не обосравшись от смеха, – ты бы лучше поберег ковер бедного Вейтчи.

– Это всего лишь мука, – сказал я, но тут уже Дениз отправился на кухню, вернулся с несколькими яйцами и расколошматил их над недвижным Ронни.

Это был сигнал к всеобщему безумию пополам с коллективной истерией. Мы пошли на кухню и обыскали ее. Затем принялись систематически покрывать Ронни всевозможной пищей, моющей жидкостью и порошками – всем, что только смогли найти.

Когда мы закончили, он был с ног до головы покрыт серо-белой, гнуснейшего вида грязью, частично расцвеченной оранжевыми бобами, яичным желтком и зеленой моющей жидкостью. Пенман, вернувшись с кухни, высыпал на него содержимое мусорного ведра. Я же вытряхнул на него пару полных пепельниц. Слякотная грязная жижа стекала на уродливый красный ковер. Ронни по-прежнему не просыпался. Затем Дениз высрал на его лицо огромную дымящуюся какашку. К этому времени я уже опасался за собственное здоровье. У меня начались судороги, в боку покалывало от неистового хохота, а Пенман так уссывался, что чуть не потерял сознание.

Мы сделали еще несколько фотографий. Меня начало мутить, после всего выпитого и при виде этого месива, так что я блеванул на неузнаваемое лицо Ронни и его грудь. Он напоминал холмик бактериальной грязи, высыпанной из септического бака; комок отходов; переполненную муниципальную свалку.

Отсмеявшись, мы критически поглядели по сторонам, и адреналин тут же пошел на спад.

– Вашу мать, – начал я. – На что мы похожи! Как же это безумно!

– Вейтчи страшно разозлится на нас. Его ковру пиздец, – продолжил Дениз.

Пенман как будто встревожился:

– Да уж этот Ронни. Рон – настоящий псих. В тот раз в «Бёрнт пост» он таскал с собой нож. Никогда не знаешь, чего ожидать от чувака, который вечно убитый транками, и что он выкинет, если у него в кармане перо.

Истинная правда.

– Давайте съебывать, – предложил я. – Оставим немного денег для Вейтчи и Рона. Чтобы привели себя в порядок.