Никто не выдвинул неоспоримых доводов в пользу того, чтобы остаться и ответить за содеянное. Мы вышли на улицу, поймали такси и поехали в Толлкросс. Где жутко надрались, но все еще думали, не рискнуть ли проникнуть в клуб «Цитрус», когда в паб вошел Вейтчи. К нашему удивлению, он воспринял случившееся нормально – явно лучше, чем Ронни.
Вейтчи выглядел по-настоящему прибитым и одновременно ошеломленным всей этой ситуацией.
– Ну и зрелище, никогда в жизни не видел ничего подобного. Рехнуться можно. Когда я вошел в квартиру и включил свет, то просто потерял дар речи. Застелил пол старыми газетами на всем пути в ванную. Самое безумие было, когда Ронни проснулся. Он орал: «Ебаные ублюдки! Долбаные мудаки! Какая-то тварь умрет, блядь, за это!» Затем он поплелся в душ, залез в него типа в одежде и долго там мылся. Потом вышел мокрый и сказал: «Я ухожу домой».
Я поглядел на Дениза и Пенмана. Иногда друзья – самые последние люди, которым можно доверять.
– Ты вырубил кокса? – спросил Дениз у Вейтчи.
– Нет, только это. – Он вытащил из кармана какие-то капсулы.
– Экстази? – встрял Пенман. – Экстази никто не хочет. У нас до хрена этого чертова экстази, глупый мудак.
– Нет, это кетамин. Особый «Ка», типа. Врубился?
– Я к нему не притронусь, – передернуло Дениза.
Пенман взглянул на меня.
– Я в игре, – сказал он.
– И я за компанию, – согласился я. – Чисто ради смеха.
Мы закинулись каждый по одной, за исключением Дениза, но не прошло и нескольких минут, как он стал умолять Вейтчи угостить и его. Я начал чувствовать дикую тяжесть и усталость. Мы все несли какой-то бред.
А следующее, что я помню, – это как танцую в одиночестве в парке Медоуз в пять утра в воскресенье.
8
Паранойя
Я размышляю о своей жизни, а это всегда чрезвычайно глупое занятие. Причина в том, что есть некоторые вещи, думать о которых невыносимо, и если пытаешься о них размышлять, они портят тебе настроение еще больше.
Я слышу, как отец кричит мне:
– БРАЙАН! ПОДНИМАЙСЯ! ДАВАЙ! ШЕВЕЛИСЬ!
– Да, сейчас иду.
Спорить бесполезно и бессмысленно. Я должен сегодня зарегистрироваться. И раз старик решил, что мне пора подниматься, его уже не заткнуть.
Я утомленно встал. Дерек в своей постели возвращался к жизни.
– Ты не работаешь сегодня? – спросил я его.
– Нет. Выходной.
Карьера Дерека продвигалась успешно. Он планирует сдать экзамен на старшего администратора госслужбы или, наверно, уже сдал его. Не знаю. Детали заурядной деятельности представителей рабочего класса не больно-то интересны человеку праздному.
– Ты помнишь маму, Дерек? – Я не мог поверить, что спросил его прямо так в лоб.
– Да, конечно помню.
– Тебе же было только шесть, когда она ушла.
– Все еще помню ее, типа.
– Ну… я имею в виду, что прошло очень много времени с тех пор, как ты говорил об этом… То есть с тех пор, как мы с тобой говорили об этом.
– Да о чем тут разговаривать! – фыркнул он. – Она ушла, мы остались.
Мне не понравилось это наплевательское отношение; интересно, не пытается ли он что-то скрыть, и если да, то что именно. Вероятно, разгадка в том, что Дерек немного туповат. Но экзамен на старшего администратора госслужбы, скорее всего, сдаст.
Внизу отец приготовил тарелку с тостами и чай.
– Ты снова был в каком-то скверном состоянии прошлой ночью, – недовольно сказал он.
На самом деле я не был в каком-то там состоянии. Просто несколько надрался. Рокси, Сидни и я взломали лавчонку в Корсторфине и украли до фига сластей и табака. Часть удалось сплавить шурину Рокса, который развозит на фургоне мороженое. Затем мы немного выпили. Я знаю, что не был в каком-то там состоянии, поскольку если бы я в нем был, то не пришел бы домой.
– Всего-то несколько пинт, – задумчиво пробормотал я.
– Если хочешь заняться чем-нибудь полезным, пошли с нами собирать подписи для петиции. Мы с Нормой скоро выходим.
Как же я сам об этом не подумал? Заебись идея. Меня только распнут нахуй, вот и все. Мало того что он пытается погубить меня своей идиотской бессмысленной самодеятельностью, теперь он хочет, чтобы я сам спустил чертов курок.
– Я бы с радостью, пап, но, может, как-нибудь в другой раз, хорошо? Просто сегодня все это дерьмо с регистрацией. Затем я должен обойти центр по трудоустройству. Как там дела с твоей кампанией?
– Мы ходили на прием к этому гаденышу из муниципалитета. Вот уж кто совершенно не лейборист. Я голосовал за лейбористов всю мою жизнь, но никогда больше за них не проголосую, уж поверь.
В город я двигаюсь пешком. Далековато, конечно, но мне жалко платить за проезд. Я на мели. От обнесенной вчера лавчонки навар не более чем конфетный, и в прямом смысле, и в переносном. Я регистрируюсь в центре по трудоустройству. Потом захожу к Сидни дунуть. Странно, что все эти мои компании, подвисающие на разных наркотиках, между собой совершенно не пересекаются.
Но в любой компании рядом всегда оказывается Ронни. Этот урод – епитимья за то, что я… за какое-то преступление, совершенное в прошлой жизни.