Эйсид-хаус

– Посмотри на Слепака. Это случилось с ним! Мы это сделали с ним! Это может случиться с нами. Это должно случиться с нами. Справедливость и все такое.

Я дрожал, мои зубы стучали. В центре моего тела находилось обнаженное ядро тошнотворного страха, распространявшего токсичную дрожь по моим конечностям.

– Это все дерьмо. Ладно, со Слепаком мы, наверно, увлеклись, но эта фишка с мозгом могла случиться в любое время. Как бомба замедленного действия, типа. Так что никакие мы не убийцы, ничего подобного. Этот чувак мог подняться однажды утром, зевнуть перед зеркалом – и бинго! Доброй ночи, Вена[55]. И то, что случилось так, как случилось, когда я вырубил этого козла, не значит нихуя, простое стечение обстоятельств. Я все прочитал об этом дерьмовом кровоизлиянии в мозг в библиотеке. Жаль, что так вышло со Слепаком, но с какой стати мы должны из-за этого пустить нашу жизнь по пизде? И только не говори мне, что, если мы сядем за решетку, это вернет Слепака, потому что это дерьмо собачье!

– Да, но… – начал я.

– Слушай сюда, Брай, – перебил он, агрессивно мотая головой. – Вообще не стоит лить слезы по Слепаку. Ты же знаешь, что он был доставучий мудак. Этот урод так или иначе свое все равно получил бы, на мой взгляд.

– А на взгляд Слепака? – спросил я и неожиданно осознал отвратительную иронию сказанного.

Бедный мудила. Я чувствовал себя ужасно. Рокси не щадил меня.

– Слепак вообще нихуя не видел, вот поэтому его и звали Слепаком, – сказал он, скривившись в жестокой усмешке.

И снова мне захотелось уехать. Я окружен демонами и монстрами. Мы все плохие люди. В этом мире не осталось надежды. Я вышел и побрел вдоль заброшенной железной дороги, голося навзрыд из-за тщетности всего на свете.

9 Пластическая хирургия

Я сижу, сжав лицо обеими руками, чтобы не развалилось, ну или так это кажется со стороны. Я осознаю, что вокруг меня люди, их возмущенные вздохи говорят о том, что дело плохо. Точно знаю. Кровь течет сквозь мои пальцы и равномерно капает на деревянный пол паба.

Хобо и я были когда-то друзьями, с тех пор прошло уже несколько лет. Ему не понравилось, что я клянчил у него бабло и ныл о том, как мне хреново.

– Не лезь ко мне, Брай, твою мать, предупреждаю, мужик!

Да, он предупреждал. Я никогда не воспринимал Хобо серьезно. Всегда думал, что он немного позер и воображала, раз ошивается среди этих психов. В такой компании, впрочем, недолго и самому двинуться умом. Он оказался гораздо более решительным, чем я полагал. Что ж, я ошибся, и осознание этого мучило едва ли не сильнее, чем боль от рассеченной щеки. А мои клетки, мои чертовы больные, лишенные джанка клетки ныли совсем уж нестерпимо. Эту неделю я рубился под герой по полной программе. Слегка заебало. Мне требовалось вычеркнуть все нахер. Абсолютно все.

Для этого потребовалось одно широкое движение кружкой. Одно движение, и вот я уже сжимаю свое лицо, а Хобо, оправдываясь, кричит о ебаных джанки-попрошайках и отваливает от стойки, когда вскипает коллективное негодование:

– Это вообще ни в какие ворота…

– Парень ни к кому не лез…

Хобо ретировался. Я не испытывал обиды, не лелеял планов мести. По крайней мере, пока; сейчас есть дела поважнее. В первую очередь надо слезть с иглы. Пусть Хобо думает, что я им одержим, что вынашиваю возмездие… это все божественная кара за Слепака, и если так, то я еще легко отделался. Я заслуживаю страдания…

Почему же она ушла?

Она ушла по той же причине, по которой тебе засветили по морде кружкой, дружище, – различные проявления одной и той же причины, а именно что ты…

Кто-то обтирает мое лицо носовым платком.

– Лучше отвести его в больницу, тут надо зашивать.

Женский голос. Я могу видеть, по крайней мере одним глазом. Не так, как бедный Сле… Нет.

Готический ангел милосердия, черные волосы, черные глаза, белое лицо… это может быть любая старая пьянь из «Сити-кафе»…

Я бреду по улице с ней и еще несколькими людьми, но осознаю только ее присутствие, боль во всем теле и жалящий воздух на моем лице. Господи, рана теперь чертовски болит.

– У тебя акцент Глазго? – спросил я эту милосердную готическую богиню.

И тут на ее лацкане я увидел значок с серпом и молотом. Готка-сталинистка. Та самая, которая меня отшила. Та самая, которая дала Денизу, надеясь обратить его в гетеросексуальную веру.

– Я из Эйршира, – ответила она.

– Как там Бёрнс сказал об Эйре… мол, гораздо выше всех столиц по красоте своих девиц[56].

– Я из Солткоутса, а не из Эйра.

– Солткоутс… «Метро». Хороший клуб. Но больше там вроде бы ничего хорошего и нет, верно?

– Да неужто? А ты-то откуда родом?

– Мьюрхаус.

– Ха! Чья бы корова мычала.

– Послушай, из дома моего отца открывается панорамный вид на залив и Файф. Через дорогу есть площадка для игры в гольф, а в пятнадцати минутах ходьбы отличный пляж. А еще неплохо укомплектованная районная библиотека, особенно отдел с биографиями знаменитых…

Потекло еще больше крови.

– Ш-ш-ш-ш, – сказала она, – ты растягиваешь рану.

Становилось все больнее. Господи, как болит.