Теперь Екатерина направила свое внимание на поиск подходящих партий для следующих по очередности внуков, Константина и Александры. Для последней Екатерина наметила наследника своего покойного кузена Густава III Шведского. Эту идею предложил еще Потемкин, в декабре 1789 года, после окончания войны со Швецией, написав императрице:
Екатерина обсудила эту возможность с Густавом, который тогда был еще жив — и кажется, он одобрил идею. Его наследник, молодой принц, о котором шла речь, официально числился его сыном, хотя вопрос, был ли печально известный своими гомосексуальными наклонностями Густав его реальным отцом, остается открытым. Ходили слухи, что король обманом заставил жену вступить в сексуальную связь со своим конюшим, графом Мюнком, и что Густав-Адольф стал плодом этого союза. Но для династического брака данный вопрос был чисто академическим. Густав IV Адольф был теперь королем Швеции, хотя еще несовершеннолетним и некоронованным, а правление осуществлял его дядя и регент герцог Сёдерманланд.
Екатерине нравилась мысль, что Александра станет королевой Швеции, но не было особой спешки, поскольку обе стороны были еще слишком молоды. Так она и написала Гримму:
Польша была фактически поделена на части в 1795 году; Россия аннексировала Курляндию и Земгалию 15 апреля. Король Станислав Август отрекся от престола позже в этом же году. Одним из результатов этого раздела стал наплыв в Россию польской знати, включая двух молодых братьев Чарторыйских, которые прибыли в Петербург 1 мая. Очень скоро они узнали о влиянии, которое имел фаворит императрицы, и вскоре по прибытии ему их представили.
Адам Чарторыйский оставил в своих мемуарах живые воспоминания о том, как Зубов ежедневно принимал жалобщиков. Не похоже, что Екатерина, занятая работой и прочей утренней рутиной, знала о том, какой вид напускает на себя ее фаворит: