Он хотел возразить мне относительно уважения к ней в Швеции. Я сказала ему: отлично, но какая вам с нее польза, если она потеряет то, чем обладает в России? Это, похоже, поразило его, и он замолчал. Молчание длилось долго, после чего он заговорил о дожде и о погоде, а я предложила вернуть регента. Он побежал к двери, чтобы позвать его. Когда тот вошел, мы попрощались, явилась свита, а они откланялись. За время всего разговора, что я вела с королем, он не издал ни звука о договоре — ратифицирует он его или нет. Он сказал мне только, что считает достаточной гарантией свое слово. На это я ответила, что в принципе все можно принять на словах — но заключение и развитие всех принципиальных отношений между государствами делаются в письменной форме»{1096}
.
На этом дело остановилось. 19 сентября Екатерина сообщила генералу Будбергу о мере двуличности молодого короля — ибо теперь она выяснила, что, нашептывая на виду у всех сладкие безделицы о своих намерениях, он на деле пытался обратить девочку:
«Великая княгиня-мать считала, что заметила в короле большую любовь к своей дочери, потому что он часто и подолгу разговаривал с ней тихим голосом. Так вот что я выяснила: эти разговоры оказались далекими от объяснений в любви — его речи касались религии. Он пытался обратить ее в свою веру — абсолютно секретно, заставив ее пообещать не говорить об этом ни одной живой душе. Он говорил, что хотел бы читать с ней Библию, и даже сам объяснял ей догматы; она должна была принять единую с ним веру в день, когда ее коронуют; и так далее. Она ответила, что не сделает ничего подобного, не посоветовавшись со мной. Но королю только семнадцать лет, и он, занятый лишь своими теологическими идеями, не может предвидеть печальных мирских последствий и для великой княгини Александры, и для него самого, поменяй принцесса религию»{1097}
.
Екатерина поведала Будбергу, каковы могли быть эти последствия:
«Начать с того, что первым результатом этой непродуманной акции стала бы потеря ею всего своего влияния в России; ни я, ни ее отец, ни мать, ни братья, ни сестры не смогли бы увидеться с нею снова, и она никогда бы не осмелилась даже ногой ступить в Россию. Вследствие этого она тут же потеряет свое значение для Швеции и останется с очень значительным приданым на милость бедной и ненасытной страны, которая не удержится и начнет отнимать у нее, кусок за куском, под предлогом необходимости для государства, деньги и остальные ценности»{1098}
.
Екатерина проинструктировала своего посла, чтобы отныне он ничего больше не предпринимал в этом направлении, не говоря на эту тему и тем более — не настаивая на ратификации договора, но наблюдал и замечал, что король сделал или сказал — и передавал ей все, что было сказано после возвращения делегации из Петербурга.